Литературный текст (Проблемы и методы исследования)
Шрифт:
Конец рассказа возвращает к началу, хотя симметрия нарушена, повторен только один глагол, действия англичанки переданы описательно. "Мисс Тфайс хладнокровно переменила червячка, зевнула и закинула удочку... Грябов отцепил крючок, окунулся и с сопеньем вылез из воды. Через две минуты он сидел уже на песочке и опять удил рыбу".
В многогеройных произведениях отношения между персонажами усложняются. Повтор как общий принцип организации текста приобретает множество конкретных проявлений, связывая разные субъектные планы. Наряду с основным сопоставлением появляются и другие, имеющие более частный характер..
В повести "Дуэль" Лаевский и Надежда Федоровна поначалу противопоставлены, но их чувства и мысли отчасти совпадают: "Ему казалось, что он виноват перед Надеждой Федоровной и перед ее мужем и что муж умер
Размышления Лаевского и Надежды Федоровны связывают темы Денег и отъезда. Лаевский: "Прежде чем уехать отсюда, я должен расплатиться с долгами. Должен я около двух тысяч рублей. Денег у меня нет... Это, конечно, не важно; часть теперь заплачу как-нибудь, а часть вышлю потом из Петербурга"; Надежда Федоровна: "Я уеду. "<...> Я отдам. Было бы глупо думать, что я из-за денег. Я уеду и вышлю ему деньги из Петербурга. Сначала сто... потом сто... и потом сто...". (57)
Лаевского и Надежду Федоровну характеризуют одни и те же эпитеты вялый, ленивый. В конце повести после перерождения персонажей Надежду Федоровну характеризует наречие робко: "Она остановилась около двери и робко взглянула на гостей. Лицо у нее было виноватое и испуганное": фон Корен говорит о Лаевском: "Kaкие мы с ним победители? Победители орлами смотрят, а он жалок, робок, забит, кланяется, как китайский болванчик, а мне...мне грустно!"
В повести "Дуэль" последовательно подчеркивается контраст Лаевского и фон Корена. В то же время их сближают совпадающие оценки и реплики. В разговоре с Самойленко фон Корен говорит о Надежде Федоровне: "обыкновенная содержанка, развратная и пошлая". В сцене пикника сходная оценка Надежды Федоровны принадлежит Лаевскому: "Ты ведешь себя, как... кокотка".
Разные персонажи независимо друг от друга говорят одно и к же в разных ситуациях Намерения разных персонажей "Дуэли" обозначены словом проучить, с той разницей, что Кирилин собирается проучить Надежду Федоровну, фон Корен Лаевского, Лаевский -фон Корена. Кирилин говорит Надежде Федоровне: "Я должен проучить вас Извините за грубый тон, но мне необходимо проучить вас. Да-с, к сожалению, я должен проучить вас <... > Увы!
– вздохнул Кирилин.
– Увы! Не в моих планах отпускать вас, я только хочу проучить вас, дать понять, и к тому же, мадам, я слишком мало верю женщинам " (гл. XIV). "Надо этого господина проучить" - говорит Лаевский о фон Корене (гл. XV), фон Корен о Лаевском: "...следовало бы проучить этого молодца" (гл. XVI).
Когда Лаевский оправдывает себя, он примеряет на себя разные литературные маски: Онегин, Печорин, Базаров - и ставит себя в ряд литературных персонажей. Когда он судит себя, то сравнивает себя с Кирилиным и Ачмиановым, в конце повести для него становится ясным его родство с его непосредственным окружением.
Благодаря повторам разных типов в прозе Чехова возникает множество точек пересечения между персонажами, при этом между персонажами складываются самые разные отношения. Они могут быть устойчиво сближены друг с другом, они могут быть противопоставлены друг другу, они могут то сближаться, то противостоять. Чехов сближает персонажей, чтобы еще резче их противопоставить, и противопоставляет, чтобы их сблизить.
Е. К. СОЗИНА. МОТИВ ЗЕРКАЛА В ПРОЗЕ
И. БУНИНА. Рассказ "У истока дней"
г. Екатеринбург
В творчестве И. Бунина не так уж много постоянных мотивов, имеющих открыто символический характер и играющих структурообразующую роль в сюжетике и архитектонике произведений. К их числу может быть отнесен мотив (символ) зеркала. Это связано не столько с частотностью зеркальной "семы" в прозе писателя (о чем речь пойдет ниже), сколько с тематической насыщенностью данного мотива в раннем рассказе Бунина "У истока дней", благодаря
Весьма показательно, что рассказ "У истока дней", написанный Буниным в 1907 г , в 1929-м подвергся переработке и был напечатан уже под названием "Зеркало", с подзаголовком "Из давних набросков "Жизни Арсеньева". Это позволяет говорить как о центральной, своего рода актантной роли зеркала в произведении, так и о внутренней связи его с одной из главных тем книги Бунина "Жизнь Арсеньева" - темой поиска и воссоздания человеком некоей постоянной духовной сущности жизни, восприятие и переживание которой определяют также специфику лирического героя писателя1. В свою очередь, основной темой - в том значении, которое придают этому понятию А. Жолковский и Ю. Щеглов2, - рассказа "У истока дней" выступает акт формирования этой уникальной, сугубо бунинской воспринимающей способности сознания, раскрывающейся затем на протяжении всей книги и всей жизни автора и отличающейся "неслиянным и нераздельным" соприсутствием в ней человека и мира, жизни и смерти, телесно-физического и духовно-ментального планов бытия. Функции реализатора темы и берет на себя зеркало, участвующее в рассказе в качестве агента предметного мира действительности и заданного этой же действительностью символического мотива, расшифровкой которого занимается главный герой, он же - автор-повествователь.
Прежде всего, зеркальный фокус восприятия организует повествовательное пространство рассказа3. Рассказ открывается процессом погружения повествователя в себя, в недра своей памяти. В необъятном и потому неясном (туманном) пространстве прошедшего последовательно высвечивается образ одного деревенского дома далеким теперь августовским днем, одной из его комнат, "старинного (59) туалета красного дерева" стоящего в простенке комнаты, а возле него - ребенка "трёх или четырех лет"4. Предметно-ассоциативными признаками зеркала обладает здесь память повествователя, а воспоминание сродни целенаправленному взгляду, благодаря которому мы и получаем из неоформленной, фоновой слитности среды целостный и отдельный, визуализированный образ гештальт. От широкого пространства поля смотрения к точке взгляда и образу по такой траектории видим мы себя в зеркале5, и именно так видит себя ребенком бунинский повествователь в прошлом.
Зеркальную тематику маркируют и "туман прошлого" (словно зеркало, потемневшее со временем, расчищается от центра сознательно волевым усилием вспоминающею субъекта), и пространственная диспозиция образа воспоминания комната - окно - еще "два других" - простенок - туалет и т. д.
– аналоги деревянной рамы зеркала (тем более, что и дом бревенчатый, и рама окна, очевидно, из дерева - других у нас просто не бывает, и туалет "красного дерева"). Значимость воскрешенного образа прошлого подчеркивается светом солнца, сменяющим неясный туман "просто" прошедшего. А в момент, когда повествователь видит "ребенка", "солнечный свет косо падает из окна", подобно тому, как "между колонками туалета" наклонно к стене висит зеркало, чуть позже, когда "ребенок" откроет для себя зеркало, ему покажется странным "комната в зеркале падает, валится на меня"(подчеркнуто нами - Е. С., 2, с. 266).
На акцентировку зеркального образа "работает" и субъектная структура повествования В первой главке рассказа "я" повествователя формально отделено от "ребенка", который выступает для повествователя сначала лишь объектом восприятия и наблюдения (хотя содержательно, по смыслу передаваемых картин жизни и внутреннего ощущения этого "ребенка", повествователь уже "вливается" в его детскую точку зрения). С началом второй главки происходит как бы полный переход повествователя на точку зрения своего героя-ребенка, а поскольку полностью перейти на нее взрослому человеку уже невозможно, то их слияние. Рубежную функцию выполняет здесь опять же зеркало: "Нечаянно взгляд ребенка падает в эту минуту на зеркало. И в новой главке: "Я хорошо помню, как поразило оно меня" (подчеркнуто нами - Е. С., 2, с. 265).