Литерный поезд генералиссимуса
Шрифт:
– Вот здесь, в сорок третьем квадрате…
– Когда именно?
– Сегодня в четыре часа вечера. – Тимофей Романцев невольно глянул на часы. Оставалось сорок пять минут. – Если кто-то не сумеет в срок выйти в этот район, встречаемся в Вязьме во Введенской церкви. В нынешнее время появилось много верующих, так что наше появление никого не удивит.
– Как собирались взрывать мосты?
– Магнитными минами. Ничего особенно делать не нужно, просто прикрепить их на металлические опоры, и все! Мины настроены на звуковые колебания, взрываются в тот самый момент,
– Интересные вещи ты рассказываешь. Обещаю тебе, что мы с тобой еще поговорим. А сейчас в камеру его, – распорядился Романцев. – Пусть соберется с мыслями.
Диверсант поднялся.
– Руки за спину, – строго приказал конвойный. И когда тот подчинился, не менее строго сказал: – На выход!
Пошел уже третий месяц, как Тимофей Романцев возглавлял особый отряд СМЕРШ Западного фронта. Работать приходилось по всем армиям, а потому катастрофически не хватало людей. Сегодня две группы он отправил на поиски парашютистов, и теперь в его распоряжении оставалось десять автоматчиков.
– Собирай людей, и едем в сорок третий квадрат, – сказал Романцев заместителю начальника отряда старшине Захарчуку. И, подхватив с вешалки фуражку, вышел из комнаты. – Это недалеко отсюда, километрах в десяти.
Подошел боец и протянул Романцеву конверт:
– Товарищ старший лейтенант, вам письмо.
Письмо было от Зои, жены. По телу пробежалась приятная волна. Ее письма были согревающими, сильными, так эмоционально писать и откровенно высказывать свои чувства способна только любящая женщина. Романцев поймал себя на досаде, вспомнив о том, что не успел ответить на предыдущее письмо. Наверняка Зоя волнуется.
Некоторое время он боролся с соблазном, чтобы тут же, под взглядом бойца, прочитать письмо, но, пересилив себя, сунул послание в планшет.
– Пошли!
Автоматчики дружно загрузились в основательно потрепанную полуторку, имевшую немалую боевую биографию. Лобовое стекло в грузовике было прострелено в двух местах, и оставалось только удивляться, каким образом пули не зацепили водителя. Высокий борт, вполне еще справный, лишь у самой кабины вырвало край крупным осколком, и теперь расщепленные доски занозисто торчали, угрожая разодрать обмундирование. Поломанные доски следовало поменять или хоть как-то подлатать, но как-то все не доходили руки.
Старший лейтенант Романцев сел на командирское место рядом с водителем, и полуторка, гребя разболтанным и расшатанным на дорогах войны металлом, заколесила по узкой полоске серой дороги, кое-где залатанной кусками асфальта; в других местах, где ямы от разрыва снарядов были особенно глубокими, их просто засыпали щебнем и тщательно утрамбовывали танками. А потому рессоры, испытывая дополнительную нагрузку, гнулись и скрипели, заставляя чертыхаться автоматчиков, казалось бы, привыкших за годы войны к повальному бездорожью.
Подкатили к смешанному темному лесу, угрюмо шелестевшему густыми кронами. Война затронула и его – у самой опушки стояла могучая липа, ствол которой был разворочен взрывом, и из покореженного нутра некрасиво торчали длинные
Далее полуторке не пройти. Там, где когда-то была дорога, образовалась огромная яма, залитая до самых краев водой. По обе стороны, колюче и враждебно ощетинившись растопыренными ветками, произрастали вязы. Столь крепкую рать не объехать, а потому, сгрузившись, контрразведчики решили топать пешком.
Даже в глубине леса, где, казалось бы, не было ни военных подразделений, ни активных боевых действий, едва ли не на каждом шагу можно было увидеть следы войны, уходящей на запад. Прямо из земли истлевшим тряпьем выглядывало темное немецкое обмундирование. Валялись дырявые каски, простреленные пулями, разодранные осколками и протравленные ржой. Между стволами просматривалась самоходка устарелого образца, виновато уткнувшаяся стволом в землю.
Здесь проходил скоротечный, суровый и безымянный бой, каковых на просторах России было немало. Со столь же неизвестными солдатами, укрытыми кое-где опавшей листвой, а кое-где наспех зарытыми.
– Идем тихо, – предупредил Тимофей Романцев. – Смотреть под ноги, чтобы ни одна ветка не треснула.
Предупреждение было излишним. Народ в отряде собрался бывалый. Ходить по лесу умели все, так что их осторожности могла бы позавидовать даже рысь.
Прошли метров триста по грунтовой дороге, местами заросшей крапивой и кустарниками, когда вдруг через ветки дальнего ряда ельника пробилась светлая полоса – не иначе как поляна. Приложив палец к губам, старший лейтенант двинулся вперед; ноздри раздуты, глаза хищно всматривались вперед, в этот момент Романцев напоминал осторожного хищного зверя, вышедшего на свежий след добычи.
Подошли к самому краю поляны и через ветки рассмотрели трех бойцов в гимнастерках, сидевших на пнях. Скатки шинелей, напоминающие спасательные круги, лежали на скошенной траве. В полном боевом снаряжении, включая сумки для гранат. А вот противогазов при них не было. В значительном отдалении просматривался хуторок, огороженный высоким плетнем, сбегавшим в низину, заросшую сиреневым клевером и желтоголовыми ромашками.
– Выходим, – негромко произнес старший лейтенант Романцев и, отстранив от себя упругий лапник, шагнул на поляну.
Был уверен, что следом, растянувшись в шеренгу и держась на значительном расстоянии друг от друга, оставляя тем самым возможность для маневра, вышли бойцы, охватывая вполукруг сидящих на пнях красноармейцев.
Шли неторопливо, размеренно. До них было метров шестьдесят, расстояние, с которого парашютисты могли бы принять бой. Пусть неравный, но очень серьезный для вышедших на поляну контрразведчиков. И шансы, чтобы уйти в лес, у них были бы немалые.
Достаточно пройти еще метров пятнадцать, и такой возможности им более не представится. Далее смершевцы будут контролировать каждый их жест, каждое движение, даже малейшие нюансы мимики.