Литконкурс 'Тенета-98' (сборник рассказов)

Автор неизвестен

– - А эта зараза, вернулся, разбил окно и в комнату чуть не залез. Зацепился курткой и повис на оконной раме. Мудак! Дверь пальцем открыть можно -- замок старый. Дуешь -- развалится. Так нет, гад! Окно надо было разбить, -- Рома говорит со злостью в голосе. Но с малой злостью. Ведь сам он такой мягкий и пушистый. Как плюшевый мишка. Такой не может быть по-настоящему злым.

– - Ну вот и я о том, -- опять Борода: -- Слышу шум. Выхожу во двор. Смотрю из романова окна ноги торчат. Я их хватаю и тащу. А он, хрен моржовый, матерится аж уши вянут. Ну я его,

когда вытащил, так обработал конкретно, что он от меня домой на брюхе пополз.

Я покивал головой. Мол, понимаю. Сочувствую. А у самого глаза по углам рыскают: где бутылки, что пить будем?

– - Что, выпивку ищешь, халявщик?

Оборачиваюсь. Роман курит и улыбается, прищурившись от сигаретного дыма.

– - Нет. Клад!

Смеемся.

– - Дай сигаретку!
– - говорю я.

Дает. Подносит горящую зажигалку. Вспоминаю -- у Митьки нет "Zippo". У него обычная, как у Ромы, газовая зажигалка.

– - Кудрявый, ты что?! У тебя глаза как два будильника...

– - Ерунда, -- смотрю на Рому, а самого сердце стучит, как отбивной молоток.

– - Ну так что, может начнем?
– - Борода аж ерзает от нетерпения.
– - Время пить Херши!

Рома идет на кухню, которая одновременно является прихожей. Залезает в холодильник и гремит посудой. Оборачивается к нам. С тремя бутылками водки и ликером. Декламирует: "Мы славно поработали! А теперь всем по бокалу Амаретто де Сароно! С водкой."

– - Иди сюда, мой маленький -- радуюсь выпивке.
– - Поцелуй своего папочку!

– - Ну началось!
– - смотрит на меня благосклонно.
– - Теперь весь вечер прикалываться будешь.

– - Еще сынуля не вечер. Еще только пять часов дня.

– - Все равно, -- расставляет бутылки на столе.

– - Предлагаю первый тост за прекрасных дам, -- говорю я. В этой комнате тосты можно расклеивать как ярлыки. Все просто и легко.

– - Огонь!
– - командует Важненыч и мы опрокидываем свои рюмки в раскрытые рты. Водка, разбавленная Амаретто, проскальзывает в пищевод.

– - Гуд!
– - смакую напиток.
– - Высший бал по шкале Рихтера.

– - А ты думал, -- смотрит на меня Рома, закидывая ногу на ногу.

– - Я не думал, я пробовал... Так! Что у нас закусить?

Окидываю придирчивым взглядом стол. Помидоры в банке. Пара тарелок салата. Колбаса. Даже есть буженина. Соленые огурцы и кастрюля горячего картофельного пюре с тушенкой. It's very nice.

Жрем. Пьем. Бухтим. Смеемся. Кидаем анекдоты через стол.

Через час на столе погром. В пустых тарелках тушим бычки. Кастрюлю с пюре кто-то закинул в угол. Содержимое вывалилось на пол. Очень похоже на свежую блевоту.

– Не пойти ли нам подышать?
– предлагает Рома.

– Что? Мочевой пузырь гудит? Сам до туалета дойти не можешь?

– Дурак ты, Экш. И не лечишься!
– Вступается за Рому Ириска. Правда, ребята! Пойдем, погуляем!

Выходим из дома. Один за другим. Как пингвины. Всех покачивает. Впереди идут Ириска с Бородой. За ними - я. Смотрю на нее сзади. На вид - подросток. Ну,

максимум - лет восемнадцать... Совсем не подумаешь, что ей двадцать пять, она уже мать и ее из дому выгнал муж. Теперь она и живет в этой конуре. В одном деревянном домике с Бородой и Ромой.

Дело в том, что этот большой бревенчатый дом разделен на три части. В одной живет Борода. В другой - дача Романа. В третьей живет теперь она.

Борода и Ириска о чем-то болтают. До меня доносятся только обрывки слов. Что-то о лесопарке, в который мы идем. О том, как там опасно ночью. Об изнасилованиях. О чуреках.

Я догоняю их.

– А вы знаете, почему все кавказцы так любят русских женщин?.. Все очень просто, - я закатываю глаза и на повышенных тонах начинаю вещать.

– Они - дети гор. Гор больших, высоких. Таких высоких, что на их вершинах лежит ослепительно белый снег. Каждый кавказец желает добраться до этих вершин. Добраться и умыться этим чистым снегом, тем самым прикоснувшись к заветной мечте. Но это невозможно... И тогда они едут в Москву. Продавать помидоры - мамидоры, да? Говорю с акцентом.
– И любить наших женщин. Кожа которых также белоснежно нежна, как и вершины их гор. Ну, а если она блондинка...

Борода смеется. Ириска смотрит на меня удивленно, хлопая ресницами. Затем тоже начинает смеяться.

– Ну ты и романтик, Экш, - говорит она сквозь смех.

– Обижа-а-ешь, - растягиваю слово, как резиновый жгут.

Нас догоняют Рома и Важненыч с Асей.

– О чем это вы тут?

– Экш тут целую теорию выдал, почему хачики к нам в Москву едут, - Ириска все смеется, поглядывая на меня игриво. Это замечает Рома.

– Экш, ты кончай моей девушке мозги пудрить. На грузина ты все равно не потянешь. Хоть ты и смуглый, да носом не вышел.

– Кончают у стенки или в постели, подкалываю я.

– Фу! Экш! Что за пэхэпс?!
– Ириска в шутку ударяет меня в плечо.

– Все. Молчу-молчу, - делаю виноватое лицо.

Подходим к лесу. Не знаю почему, но меня всегда притягивал этот лес. Даже не просто лес - сосновый бор. Чистый и сухой. С запахом бабочки-капустницы и смолы. С нежным ароматом истомы.

Идем по главной аллеи. Пробуем шутить. Но стволы деревьев отталкивают слова. Теперь больше молчим. Или подшучивает друг над другом, но в полголоса. И курим. Чтобы забить выход для фраз.

Сворачиваем с асфальта и садимся на скамейку. Не на саму скамейку, а на ее спинку, потому что доски сырые и пропитаны холодом. Сосем пиво и любуемся природой. Для этого занятия нет лучшего места.

Смотрю вверх. Сосновые лапы машут мне печально и цепляются за серые тугие облака.

Машут. Значит прощаются. Со мной? Или с облаками?... Если со мной, то надо помахать им в ответ. Сказать - до свидания... Или нет. Точнее - прощай...

Прощай, детство. Доброе, далекое и выжитое теперь, как лимон. Прощай время. Ненужное, пустое. И все от того, что в душе сквозняк. Прощай... прощай все... И самое ужасное, самое пугающее некому (и нечему) сказать: Здравствуй!