Литораль (ручная сборка)
Шрифт:
— Я осталась с Амбер.
— Это еще кто?
— Моя сестра-близнец.
Мне столько же лет, сколько раз ее мать… — наша мать, окей — вообще улыбалась. Она почти никогда не улыбается, особенно когда смотрит на нас. Поэтому Амбер стала думать, что проблема в ней. Она казалась себе слишком тихой, слишком стеснительной, ей не хватало энергии и уверенности.
Я была всем, чем хотела стать моя сестра. Красивая, веселая, смелая — нет никого, кто не любил бы меня. Умная и шустрая, я
Я запомнила один случай, послушай, когда мать ругала ее за испорченный ковер. Амбер случайно пролила на него краску, и мать та-а-ак разозлилась! Нет, ну понятно, он достался ей очень непросто. И тогда Амбер представила, как я встаю рядом с ней, я просто встала рядом с ней, и она взяла в руки тряпку, и я взяла в руки тряпку, и начала — мы начали — убирать краску с ковра, смеясь и даже подшучивая над случившимся.
А потом мать спросила ее: кто тебе помогал? И Амбер сказала: Хлоя. Какая еще Хлоя? Нет никакой Хлои. Мне было так больно
— И зачем ты с ней осталась?
— Мне было обидно, я тоже хотела жить эту жизнь.
— Ты завидовала Амбер?
— Я все время вставала между ней и другими людьми. Я хотела, чтобы ее не замечали так же, как и меня.
— Чем это кончилось для Амбер?
— Она никогда не любила. Ее никто не видел, и она не видела никого. Даже себя не видела в зеркало. Сплошная муть.
— А Хульдра? Почему ты стала Хульдрой?
— Потому что Хульдра — та, что прячется.
— Ты хочешь, чтобы мы тебя нашли?
Чтобы защищать тебя, помогать тебе, быть лучшей версией тебя, мне нужно было остаться с тобой. Нужно было стать тобой. Я пряталась в тебе, и каждый раз, когда ты позволяла мне
— Ты стоишь между Анной и миром сейчас?
— Да.
— Мы видим тебя, Хлоя. Мы тебя видим.
— Просто безумие какое-то, — сказала Анна сама себе. — Или выглядит безумием?
— Ничего страшного, — отозвалась Лена откуда-то сверху. — В первый раз часто так кажется. Постепенно разберешься.
— Хватит, — сказала Анна и сняла полотенце с глаз. — Наверное, мне нужно уйти.
— Даже чаю не попьешь? — засмеялась Лена-регрессолог, протягивая ей стакан.
— Это что? — спросила Анна.
— Пей, — сказала Лена-алкоголичка. — Вы не договорили.
Хлоя танцует, за ее спиной ряды бутылок — в баре пусто, но накурено, когда Хлоя двигается, она рассекает руками дым, как на театральной сцене. Хвост задран вверх. Анна отмечает, что это достаточно выпендрежно.
— Как так вышло, что даже перед тобой я виновата? — Она сидит у барной стойки, в руке наполовину пустой стакан с чем-то медно-красным.
— Выпей, и я возьму все под контроль, — голос хульдры звенит как лира, не нарушая тяжести воздуха.
— И чего мне будет стоить этот контроль?
— Твоя жизнь, можно сказать. —
— Моя жизнь… Ты уже забрала столько, что от меня ничего не осталось. Тебе это нравится?
— Нравится ли мне чувствовать власть? Нравится ли мне, что я могу быть той, кем ты никогда не станешь? Нравится ли мне, что я могу быть живой, свободной, любимой?
Хлоя танцует с бокалом в руках. Пожалуй, это красиво.
— Да, все это.
— Нет. Не нравится. А знаешь, что нравится?
— Что?
— Счастье. Страсть. Запах метро. Свежий хлеб. Простыни свежепостеленные. Макушка сына.
— Кстати, это мой сын.
Хлоя останавливается и смотрит на Анну все теми же ясными глазами.
— Будь осторожна, дорогая.
Анна выливает содержимое стакана на пол и ставит его на стойку.
— В конце концов, — говорит она, глядя на то, как растекается неровная лужа, — самой большой опасностью для меня всегда была я сама.
Проснулась Анна на выдохе, словно вынырнула. За окном поднималось неуверенное темно-серое утро. Мокрый снег, который шел со вчерашнего вечера, немедленно таял, только коснувшись земли.
Анна села на кровати и потерла глаза.
— Просто безумие какое-то, — сказала она сама себе. — Или выглядит безумием?
— Ничего страшного, — отозвалась Лена из кухни. — В первый раз так часто кажется. Постепенно разберешься.
— Уже утро, — сказала Анна и, нагнувшись над раковиной, жадно попила воды из-под крана с колючим металлическим привкусом. — Наверное я пойду.
— Даже чаю не попьешь? — засмеялась Лена-регрессолог, протягивая ей стакан.
29
Хлоя встала на табуретку и достала с верхней полки стенки чемодан, который едва не стукнул ее колесами по голове. Попыталась вспомнить, когда они в последний раз куда-то ездили с Толей — кажется, на неделю в Анталию, Науму еще не было двенадцати. Загорелые пьяные соотечественники, огромный шведский стол, дешевый алкоголь в барах по программе «все включено». Ее массировал какой-то старый турок в сыром хаммаме, она еще тогда подумала: а массажист ли он? Не зря же она спрашивала Илью… Наум тогда отравился почти сразу, его все время тошнило, и болел живот. Хлоя, как назло, ничего из лекарств с собой не взяла, а Толя, конечно же, спросил: как ты собиралась? Типа он не собирался и не должен был. И ребенок, конечно, не его.
Ладно, хватит.
Хватит примерно все.
Она разложила чемодан на полу, посмотрела в его распахнутый пустой желудок.
Кот тут же запрыгнул внутрь — собрался.
Что взять с собой в новую жизнь? Хлоя много раз думала об этом, представляла, как собирает чемодан, складывает то и это, и в конце концов ужасалась тому, как много у нее вещей и как мало из них по-настоящему нужных.
Хлоя посмотрела на часы. В любой момент может вернуться Наум, надо было соображать быстрее. Она открыла шкаф и рывками покидала туда, не разбирая, какие-то вещи, как она сама себе обозначила — «на первое время».