Ливонская чума

Иволгина Дарья

Она выбрала первого встречного и пока не разочаровалась в своем решении.

Двор Карлоса пришелся Соледад по душе. Ей нравились роскошные цветы, которыми можно было любоваться до бесконечности, изысканные сады с укромными беседками, превосходные блюда, которые подавали на королевской кухне. И хотя помощницу фигляpa кормили тем, что оставалось от трапез придворных, — она была довольна.

Кавалеры наперебой искали ее внимания, и Соледад не отказывала никому из них. Они осыпали ее подарками; впрочем, Соледад из осторожности брала только маленькие вещи, которые умещались в кулаке: кольца, камни, браслеты, коротенькие ожерелья.

Дважды ей предлагали руку и сердце, но, судя по безумному блеску в глазах, все эти господа плохо отдавали себе отчет в своих действиях, и Соледад им отказывала. Она хорошо понимала: если наваждение каким-то образом спадет, и испанский гранд, ставший мужем ведьмы, осознает, кто делит с ним супружеское ложе, — ей, Соледад, сильно не поздоровится. В Испании, которая недавно освободилась от власти мавров, но вряд ли забыла мавританские обычаи, умеют отделываться от неугодных жен.

Один из отвергнутых ею поклонников покончил с собой — его смерть осталась загадкой для окружающих. Почему ни с того ни с сего богатый и знатный юноша вонзил кинжал себе в сердце? Соледад выкупила этот кинжал у прислуги, отдав без сожалений за орудие самоубийства три крупных жемчужины.

И вот теперь, желая исполнить задание любопытной и предусмотрительной Елизаветы Английской, Киссельгаузен вознамерился положить Соледад в постель принца Карлоса. Она поняла это в тот самый миг, когда ее покровитель подозвал ее к принцу властным движением руки.

Что ж! Соледад приблизилась и опустилась на колени, встав так, чтобы Карлос хорошо мог разглядеть ее грудь.

— Мы желаем, — прозвучал тонкий, ломающийся голос принца, — чтобы эта женщина навестила нас в наших покоях и там продемонстрировала свое искусство.

Придворные быстро переглянулись. Двое врачей, приставленных королем Филиппом специально для того, чтобы отслеживать интимную жизнь принца, устремили взгляды на Киссельгаузена, однако тот притворился, будто ничего не понимает.

Вечером Милагроса, босая, с распущенными волосами, в длинной полупрозрачной рубашке, едва прикрытая шалью, скользнула в личные апартаменты принца.

Естественно, врачи уже караулили — они спрятались в портьерах, чтобы наблюдать за происходящим на постели. Соледад наступила на ногу одному из них, но тот стоически промолчал.

Карлос сидел на постели — в одной коротенькой рубашке. При свете двух или трех свечей его безобразие особенно бросалось в глаза, и бесстыдный наряд лишь подчеркивал это. Соледад остановилась перед ним, рассматривая жировые подушки на кривых ногах принца, его хлипкий член и непрестанно шевелящиеся пальцы левой руки, лежавшей на простыне. Затем она подняла взгляд повыше и внимательно посмотрела принцу в лицо.

Сейчас это отвратительное, словно бы комковатое лицо было печально и серьезно. Казалось, молодой человек хорошо осознает свое безобразие и неспособность сделать женщину счастливой. Соледад видела, каким мог бы стать этот юноша, если бы их общий отец дьявол не сумел завладеть его душой. Тем лучше! Женщина усмехнулась и села рядом на постель.

Несколько мгновений они сидели бок о бок и не шевелились. Затем Карлос ожил. Это произошло неожиданно и стремительно. Отвратительный карлик подпрыгнул на кровати, испустил короткий, гортанный выкрик, точно на охоте, и вцепился мясистой рукой в горло Соледад. Всей тяжестью он навалился на нее, опрокидывая женщину на постель.

Соледад молча подчинилась и раздвинула

ноги. Она понимала, что Карлосу нужно сопротивление, и выгнулась на постели.

— Ах, ты так? Ты так? — бормотал Карлос, и его левая рука стремительно носилась по гладкому телу Соледад, останавливаясь только для того, чтобы ущипнуть ее или оцарапать. Правая рука принца, высохшая и мертвая, лишь скребла женщину по спине. Короткие ножки Карлоса дрыгались в воздухе.

Соледад, не моргая, смотрела в непрерывно изменяющееся, искажаемое тысячами разных гримас лицо принца. По слухам, которые донесли до нее кухонные прислужницы, врачи уже нанимали некую девицу, которой надлежало лишить принца его знаменитой девственности. Эта девица согласилась улечься под жестокого карлу лишь после того, как ей купили дом и назначили ежегодную ренту в тысячу золотых реалов.

Увы — девица потерпела полный крах. Принц даже не смог засунуть в нее свой жалкий хоботок.

А Соледад отдается ему бесплатно. Просто потому, что так приказал ей Киссельгаузен.

И еще потому, что этого хочет ее отец дьявол.

Рыча и вскрикивая, Карлос подпрыгивал на роскошном смуглом теле Соледад. Несколько раз он впивался в нее зубами и долго тряс головой, не в силах разжать челюсти. Соледад стонала от наслаждения.

Неожиданно она взмахнула рукой, и на спине принца выступила кровь. Он заверещал, как обезьянка, которую огрели кнутом за дурное поведение. И в тот же миг его тело напряглось. Наконец-то он смог проникнуть в женщину и задержаться там. Соледад захохотала, и принц отозвался ей. И образ краснолицего, тонущего в бездне дьявола возник между ними, соединяя их теснее, чем сделала бы это самая близкая плотская связь.

Неожиданно принц остановился. Он ощутил свое полное бессилие. Оттолкнув Соледад от себя, он вырвался из ее крепких объятий и вскочил, весь мокрый и красный.

— Шлюха! — закричал он, топая ногами. При этом его бесформенное тело быстро переваливалось из стороны в сторону. — Я не намерен транжирить свое семя на шлюх! Я желаю познать жену-девственницу, будучи девственным! Мне подсовывают вдовиц, вроде Марии Стюарт или Хуаны! Мне подкладывают потаскух! А потом вы смеетесь у меня за спиной и называете евнухом, только потому, что я не желаю развратничать! Убирайся!

Соледад спокойно встала, взяла шаль. Затем приблизилась к принцу и опустилась перед ним на колени. Он ошеломленно следил за ней, не вполне понимая, что она делает. Соледад опустила голову и приникла губами к тому бессильному органу, который пытался истерзать ее — и не смог.

Принц завизжал. А Соледад, завершив поцелуй, все так же равнодушно поднялась.

— Прощай, — сказала она Карлосу, — мы встретимся вновь в объятиях нашего отца.

— Убирайся! Убирайся! — верещал Карлос. — У нас нет общего отца!

— Ты знаешь, что есть, — сказала Соледад, уже стоя на пороге спальни. — Ты знаешь!

И исчезла в темноте, а там, где она только что находилась, возникло и тотчас растворилось то самое жуткое красное лицо, что так испугало его, когда он лежал на этой шлюхе Соледад.

Карлос зарыдал и начал рвать на полосы пропитанные потом простыни.

* * *

Елизавета Английская была очень довольна. Она резко прищелкнула пальцами — как сделал бы какой-нибудь моряк в таверне после удачного броска костей, — и приказала выдать Киссельгаузену несколько гиней сверх обещанного.