Ливонская война 1558-1583

Шапран Александр Андреевич

Здесь, кстати, надо сказать, что решительная политика Ивана Грозного по отношению к Казани и Астрахани возможно была и излишней, и той же цели можно было достичь медленным наступлением и постепенным изживанием в соседних ханствах антимосковских настроений так, как это делалось со времен деда Грозного. Ведь начиная с первого похода русских ратей на Казань времен княжения Ивана III, то есть с 1469 года, можно вести отсчет мучительно медленного вхождения Казанского ханства в сферу московского влияния. Останется вопросом, прав ли был молодой царь Иван IV, когда не захотел больше терпеть этого медленного и болезненного изживания у своих восточных границ казанской опасности, как это делали его дед и отец, а решил покончить с ней одним ударом. Не станем гадать о том, оправдана ли была тогда такая стратегия по отношению к Казани, но сейчас, по отношению к Крыму, именно такая стратегия оставалась единственной. Ведь покорение Казани шло и до Ивана

IV, шло успешно,

может быть, медленнее, чем того хотелось, но зато без потрясений и с явно обозначившимся положительным финалом. При любой стратегии участь Казани была определена, отличие только в том, что при ином подходе к этой проблеме ее решение заняло бы несколько больше времени, но зато наверняка обошлось бы меньшими жертвами. А жертвы, понесенные русской стороной при завоевании Казани царем Грозным, надо полагать, были огромными.

Кстати сказать, то, что Иван IV покончил с Казанью одним ударом, разом вырвал занозу — понятие весьма и весьма условное. После взятия Казани русские воеводы оставались с войсками в том краю еще более десяти лет, воюя против отдельных мурз, навязавших московским властям что-то вроде партизанской войны. Так что никакого успокоения во владениях бывшего ханства одним взятием его столицы Москва не добилась, что лишний раз ставит вопрос: а оправдана ли была такая стратегия? Ну и конечно, если ставить под сомнение факт покорения казанского ханства одним ударом, то надо в первую очередь говорить не о военных действиях, имевших место после падения столицы, а о трех неудачных походах на Казань, предшествовавших последнему, победному. И тогда поставленный выше вопрос о правильности выбранной стратегии вырисуется еще более рельефно.

Нашему соотечественнику хорошо известно про знаменитый победный поход Ивана Грозного на Казань 1552 года. Но мало кто знает, и нужно обратиться к подробному учебнику по истории весьма высокого уровня, чтобы узнать, что этот поход на Казань был четвертым по счету за время тогда еще недолгого правления Ивана Васильевича. Ему, как мы рассказали выше, предшествовали три неудачных, можно сказать, провальных похода с колоссальными потерями в людях и с почти полной потерей взятой в походы артиллерии. Иными словами, имея богатый опыт казанских походов, овладеть столицей ханства удалось только с четвертой попытки.

Так что решительная политика Грозного по отношению к Казани, может быть, была и излишней. Тогда, когда Москва еще не успела прямым захватом Казани раздразнить ее единоверного крымского союзника, у русского царя оставался выбор. Теперь выбора не осталось. В силу вступило золотое правило драки: половинчатых решений быть не может, задрав противника, нужно идти до конца; подняв кулак, надо опускать его врагу на голову. Но русский царь неожиданно изменил этому правилу, за что русский народ жестоко поплатился. Иван отказался от наступления на Крым, что настойчиво предлагали ему его советники. Но это еще не было бы большой бедой, если бы царь, решившись на оборонительную стратегию против Крыма, поставил бы высвободившиеся после казанской и астраханской войн войска на южный степной рубеж. Вместо этого, практически оголив этот самый опасный рубеж, царь перенес удар на запад. В 1558 году Иван Грозный неожиданно развязал Ливонскую войну.

Уже цитированный нами историк Костомаров по поводу этого, последнего шага Грозного отмечал:

«Царство Казанское было разрушено; первым благодетельным последствием этого события было то, что более сотни тысяч несчастных русских рабов получили свободу и возвращены были отечеству и христианству; второе — что уже не сотни тысяч, а миллионы грядущих поколений избавлены были от той судьбы, которая ожидала их самих и угрожала их предкам. За Казанью покорена была Астрахань. Та же участь должна была постигнуть и других татар: это была потребность не царская, а всенародная… на юге торчало, между тем, татарское царство — более всех несноснее для Руси, более всех мешавшее ее движению вперед: то был Крым… Пока там существовало хищническое гнездо, Русь не могла безопасно подвигаться на юг и занять пространства плодородных земель, которые должны были составить главнейшее ее богатство, экономическую силу и богатство государства и народа. В XVI веке граница спокойных владений Руси оканчивалась каких-нибудь верст за сто от Москвы: далее начиналось редкое население бедных острожков, где жители беспрестанно должны были опасаться за свою жизнь и где не могло быть спокойного улучшения быта; по мере удаления к югу, русские должны были дичать и делаться более азиатским, чем европейским народом… Наша история пошла бы совсем иначе, если б в XVI столетии исполнились замыслы тех людей… что… хотели овладеть Крымом, идя «по старому пути». Нам могут возразить: да, овладеть Крымом было бы хорошо, но это было в те времена невозможно, и потому-то прозорливый и мудрый царь, видевший лучше своих советников эту невозможность, обратил свою деятельность в иную сторону. Но, вникая в тогдашние обстоятельства, окажется, что именно тогда наступало самое удобное время к осуществлению такого намерения и, следовательно,

за людьми, хотевшими вести Русь «по старому пути», придется не только признать верный взгляд на потребности Руси, но еще и практическое понимание условий времени, уменье поступать сообразно пословице: куй железо, пока горячо!»

А вот мнение одного из наиболее рьяных представителей противоположной стороны. Много позже Костомарова историк С.Ф. Платонов утверждал:

«После падения Казани и Астрахани крымцы могли ждать от Москвы удара и на них самих… неожиданно большой успех вскружил наиболее впечатлительные головы и внушил мечту о немедленном завоевании Крыма. Мудрая осторожность была забыта, и осмотрительную деловую программу заменили воздушные замки… Но царь, к великому огорчению рады (Избранная рада — А. Ш.), не послушал ее, а устремил свое внимание на запад. Трудно теперь решать, на что в ту минуту более звало время — на Ливонию или Крым. Но ясно, что поход с великими войсками в Крым представлял величайшие трудности, а Ливония была под рукою и явно слаба. Наступать через дикое поле на Перекоп тогда надобно было с тульских позиций, так как южнее Тулы… начинались необитаемые пространства нынешней черноземной полосы… Активная оборона южной окраины и ее постепенное заселение были делом исполнимым и целесообразным… но фантастический проект перебросить через дикое поле всю громаду московских полевых войск на Черноморское побережье был, вне всякого сомнения, неисполним. Он являлся вопиющим нарушением осторожной последовательности действий. Только через двадцать лет после этого проекта Москва достигла заметных результатов в деле заселения и укрепления дикого поля и перенесла границы государственной оседлости с тульских мест приблизительно на р. Быструю Сосну. В начале XVII века с Быстрой Сосны, от Ельца и Ливен, первый самозванец предполагал начать свой поход против татар и турок. Но и этот поход был, конечно, политическою мечтою авантюриста, а не зрелым планом государственного дельца. В исходе XVII века с еще более южной базы пробовал атаковать Крым князь В.В. Голицын, но, как известно, безо всякой удачи. Позднейшие и более удачные походы в Черноморье Петра Великого и Миниха столь же наглядно, как и походы Голицына, показали громадные трудности дела и послужили тяжким, но полезным уроком для последующих операций».

Примерно в таком же ключе строятся доводы всех других как сторонников, так и противников выбранного Грозным направления для своей внешней политики.

Потому как объективно оценить прозвучавшие аргументы и справедливо рассудить спорящие стороны нельзя, попробуем беспристрастно, насколько это возможно, проанализировать приводимые обеими сторонами доводы. Поскольку тяжелейшее поражение в Ливонской войне, ее, можно так сказать, провальное завершение, говорит само за себя и избавляет нас от необходимости обосновывать неверность выбранного Грозным пути, остановимся подробнее на крымском варианте вопроса.

Безусловно, удаленность Крыма и обширные, почти безжизненные степные пространства, отделяющие его от московских рубежей, создавали ему природную защищенность, делали его гораздо более труднодоступным для русского оружия, нежели Казань. Но, во-первых, преодолевала же Орда то же самое степное пространство при своих походах на московские земли и при этом даже умудрялась иной раз совершенно неожиданно появляться под самыми стенами русской столицы, и, во-вторых, так ли уж в самом деле был неуязвим Крым, как это иногда пытаются представить сторонники Грозного, оправдывая его отказ от войны против ханства Гиреев. Выше, в приведенной цитате Костомаров ссылается на «тогдашние обстоятельства», которые создали на тот момент «самое удобное время» для удара по Крыму. Что это были за обстоятельства, дознаться нетрудно, если рассмотреть и проанализировать несколько исторических фактов. Вот они.

В 1556 году, то есть немногим более чем за год до начала Ливонской войны, царь Иван, побуждаемый советниками к войне против Крыма, всячески противодействуя таким устремлениям своего окружения, все же послал в сторону Таврии отряд войск в пять тысяч человек во главе с воеводой Ржевским более с разведывательными целями, нежели с какими другими. Тем самым Иван хотел прощупать на прочность потенциального противника. Результат оказался потрясающим. Несмотря на мизерность отпущенных с Ржевским сил, поручение воеводой было выполнено настолько удачно, что не оставляло сомнений в большом успехе в случае увеличения этих сил. Ржевский наголову разбил крымцев под стенами их крепости Ислам-Кирмень, далее взял Очаковский острог, где разгромил не только татар, но и их главных покровителей — турок.

Подвиги Ржевского имели огромный резонанс в стане днепровского казачества, бывшего тогда в литовском подданстве. Их вождь Дмитрий Вишневецкий предложил московскому царю взять казацкие войска и всю Украину в свое подданство, после чего совместными усилиями одолеть Крым. В таком варианте предприятие ожидалось более чем успешным. Рейды Ржевского и Вишневецкого буквально окрылили сторонников наступления на Крым, становилась ясной положительная перспектива большого военного похода на ханство.