Логово горностаев. Принудительное поселение

Руссо Энцо

— Остроумно.

— Алигьеро — на редкость способный парень, — пояснил старшина, не глядя на задержанного мотоциклиста. — Мальчишку прозвали Алигьеро, потому что он прекрасно умеет подражать чужим голосам. Другого такого не сыщешь.

Между тем из полицейской «газели» вылез еще один карабинер. Алигьеро со скучающим видом продолжал сидеть на мотороллере. Однако старшина, видно, не собирался проверять уровень шума выхлопа и словно забыл о других водителях.

— Думаете, почему он мне запомнился? Знаете лейтенанта Пелликано? Ну, того, бородатого?

Карабинеры кивнули, и старшина

продолжал, обращаясь к вылезшему из «газели»:

— Алигьеро сам угодил в засаду, и мы его взяли. Представьте себе, к тому делу он не имел никакого отношения, но все равно показался подозрительным. И тут лейтенант оборачивается к бригадиру Стелле, он теперь в Кальяри…

— Да, я его знаю.

— И говорит ему: «Позвони-ка в управление и узнай, не разыскивается ли случайно этот тип». Стелла делает два шага к машине с рацией, но Алигьеро, подражая голосу лейтенанта, приказывает: «Впрочем, оставь его в покое. Мне кажется, он вполне приличный человек». Бедняга Стелла замирает как вкопанный и оборачивается. Надо было видеть его физиономию… Но это было ничто по сравнению с тем, какую рожу скорчил лейтенант. Он дико разозлился и стал орать как сумасшедший. Ну, а потом мы расхохотались, и все кончилось миром.

Пока карабинеры с интересом разглядывали парня, с его лица постепенно сходило возмущенное выражение, сменяясь почти дружелюбным. В сторону площади Вербано на дикой скорости пронесся мотоцикл, но никто даже не взглянул ему вслед.

— Наш Алигьеро — парень что надо, — усмехаясь, проговорил старшина, разглядывая документы. — Так значит, тебя зовут Джакомо? А поверь мне, Алигьеро красивее. На, держи. Заметь, я даже не посмотрел, уплатил ли ты налог, но за это ты нам покажешь свое искусство.

— Не хочется, — все так же сухо ответил парень.

— Не хочется? Ты, может, спешишь?

— Вот именно.

— Ну, конечно, в такой час. Тебя что, женишок, ждет невеста?

Двое других карабинеров ухмыльнулись, и на лице у Алигьеро вновь появилось настороженное выражение. Он молча смотрел прямо перед собой. Старшина преувеличенно громко вздохнул, он был чуточку разочарован.

— Ну ладно, все понятно.

С усмешкой взглянув на парня, он отдал ему документы, потом перевел взгляд на багажник старенького мотороллера.

— А что ты везешь?

Полиэтиленовый пакет с маркой магазина был завязан двойным узлом. Карабинер с любопытством потрогал его, потом, улыбаясь, посмотрел на Алигьеро.

— Похоже, эти, как их… вибраторы. А зачем они тебе?

— Это вас не касается.

— Это верно, — с серьезным видом согласился с ним старшина. Однако пальцы его уже развязывали двойной узел. Алигьеро напряженно следил за его руками. Мгновение спустя пакет был развязан, и старшина, слегка отстранив одного из карабинеров, при свете фонаря заглянул внутрь. Когда старшина поднял голову, улыбка уже сбежала с его лица.

— Так что же это такое?

— Как что? Вибраторы! — ухмыльнулся Алигьеро. Он еле успел зажмуриться и вобрать голову в плечи. По пустой площади гулко разнесся звон сильной оплеухи и отозвался эхом, отскочив от фасада Сан-Сатурнино.

Пенсионерка с третьего этажа вскрикнула, когда мотороллер с грохотом упал на мостовую. Напрягая зрение, она

перегнулась с балкона, стараясь понять, что же происходит внизу. Почему они ударили его? Сперва так долго болтали, мешая людям спать, все было вроде бы мирно, а потом вот — нате вам. Она увидела, как парень пытается подняться. Окруженный тремя темными фигурами, он, казалось, плакал.

— Вставай, сукин сын! — заорал самый толстый из них. Голос у него был хриплый и грубый. Ужасный голос, под стать всему, что здесь происходит.

Поеживаясь от холода, старушка вошла в комнату и закрыла балконную дверь. На кухне было приятно, тепло. Продолжая размышлять об увиденном, она, как всегда, налила себе стакан молока. Потом пошла в спальню и поставила стакан на старинный письменный столик. Всегда, когда ей становилось не по себе, она начинала медленно массировать виски, пока неприятное ощущение не проходило. На сей раз это не помогло. Одним долгим глотком допив молоко, она взяла бумагу и ручку.

На мгновение ее внимание отвлекла муха, но потом она стала думать о том, что же написать. Усилием воли прогнала усталость и подавила желание отложить письмо на завтра. Нет, ни в коем случае нельзя после такого укладываться спать как ни в чем не бывало. Нет! И она принялась водить шариковой ручкой по желтоватому листку бумаги.

Главному редактору газеты «Мессаджеро».

Улица Тритоне, Рим.

Уважаемый синьор главный редактор!

Совершенно случайно я сегодня ночью оказалась свидетельницей ничем не оправданного акта насилия (еще одного!) как раз под балконом моей квартиры. Я пенсионерка и обычно каждый вечер после ужина…

2

— Это я, Де Дженнаро.

Он понял, что затянувшееся молчание в трубке свидетельствовало об удивлении, и ждал, оглядываясь по сторонам. Кругом бурлила жизнь — толпы пешеходов и еще больше машин. Целый хвост автомобилей тянулся к бензоколонке «Эссо». Рядом с телефонной будкой он заметил молодого человека, который, засунув руки в карманы, разглядывал его с явным интересом.

— Вы не подниметесь, капитан?

— Нет, спасибо, доктор. Я подожду вас здесь.

— Как хотите. Буду через две минуты.

— Можете не торопиться.

Ответ Де Дженнаро заглушил грохот промчавшегося мотоцикла. Капитан, незаметно осматриваясь вокруг, направился к углу улицы Ославиа и там тоже огляделся. Пожалуй, никто из двух-трех десятков человек, едущих, идущих или стоящих, не заслуживал особого внимания. Когда, повернувшись на каблуках, он пошел обратно, Балестрини уже стоял у подъезда со своей неразлучной черной папкой и неизменной улыбкой. («Добрый силач Ферреро» [9] — прозвали его в прокуратуре.) На лице у Балестрини не было и тени удивления, хотя так рано утром Де Дженнаро никогда еще к нему не приходил.

9

Персонаж рекламы одной из итальянских кондитерских фирм.