Локи Выдумавший обман

Субботина Айя

— Значит, не быть ему медиком, — сквозь смех говорю я. — Пусть поступает в ветеринарный, будет братьев лечить, как-то же должен. Между прочим, важная и нужная профессия, незаслуженно обделенная вниманием.

— Братьев? — задумчиво интересуется она.

Мы проходим мимо оформленной зеркалами стены, и я на секунду задерживаюсь, чтобы полюбоваться этим видом. Александра, уперев локоть мне в лопатку, с задумчивым видом подпирает кулаком подбородок. С таким же видом она могла бы доказывать теорему Ферма.

— Ну тех, рогатых, — намекаю я, не отказывая себе в удовольствии

полюбоваться новой вспышкой ее ярости.

— Я не выйду за тебя, — говорит она моему отражению. Твердо и четко.

— Точно? — переспрашиваю просто чтобы распалить ее еще больше. — Никаких шансов?

— Абсолютно, — ее однозначный ответ.

— Какая жалость, — улыбаюсь в ответ я, и мы оба знаем, что продолжение реплики ее не порадует. — Какая жалость, что мне, в общем, плевать на твое «нет», Александра «Бермудский треугольник» Черных. Это же я тебя в ЗАГС… несу.

Глава одиннадцатая: Александра

У меня, конечно, просто шок. Другого объяснения этому всему нет и быть не может.

Потому что сначала я сама тащу его в ЗАГС, а потом — он меня.

А потом раз — и мы стоим перед тетенькой в креповом костюме, и я словно со стороны слышу свое «да» пополам с икотой.

То есть вот так, за час я из девочки-студентки Александры Власовой стала вдруг девочкой-студенткой Александрой Черных. И не говорите, что так не бывает — я в курсе!

— Тебе идет моя фамилия, — скалится Алексей, когда работница ЗАГСа предлагает нам жить долго и счастливо таким тоном, как будто вот прямо сейчас нас и похоронят.

Нет, я, конечно, могла бы отбиться. Могла даже голосить на всю Ивановскую, звать полицию и пожарников, и даже Человека-паука, но… У меня шок. До сих пор.

— Жена! — Алексей распахивает объятия. — Иди, целовать буду.

Я стреляю в него холодным взглядом, но еще примерно минуту он на что-то надеется. И вроде собирается что-то сказать, но его перебивает грохот музыки за окнами. Такой сильный, что стекла пританцовывают в рамах, и я — просто на одних инстинктах и с оглядкой на три неудачный попытки умереть — бочком подвигаюсь к Алексею.

— Не бойся, это Лягушонка в Коробченке приехала, — немного сквозь зубы улыбается он.

— Кто?

— Мой брат. Средний. Ты к нему, на всякий случай, лучше близко не подходи.

— Я не собираюсь знакомиться с твоими родственниками. — скрещиваю руки на груди и, прекрасно осознавая, какой бред собираюсь сказать, все-таки иду ва-банк: — Я хочу развод.

Тетушка в креповом костюме громко захлопывает папку и говорит нарочито громко:

— Месяц на размышления!

Алексей посылает ей сверкающую а-ля мистер Проппер улыбку, а потом тянется, чтобы снова забросить меня на плечо. Ну уж нет, в этот раз я сама пойду.

Блин, вот что с моей головой? Как это вообще произошло?

И тут до меня понемногу начинает доходить. Хоть это и ерунда полная, но даже она логичнее, чем все мои попытки найти логику в чем-то другом.

— Ты меня чем-то опоил, да? Вчера в чай подсыпал, сегодня — в капучино.

Алексей потирает кончик

носа, как будто собирается оправдываться, но я замечаю тень улыбки в уголках его рта. И когда он понимает, что разоблачен, то громко и в полный голос хохочет. Да так заливисто, что приходится быстро сбежать на улицу, чтобы не подхватить его странное веселье.

Правда, уже на крыльце я понимаю, что это была плохая идея. Потому что из кислотно-желтой спортивной тачки, похожей на торпеду, с виниловыми наклейками чертей, огня и преисподней, выходит парень. И судя по его задорному оскалу, это как раз и есть брат Алексея. Хоть между ними вообще никакого сходства.

В этом точно метра два роста и точно больше ста кило мышц! Абсолютно рыжий! Волосы витиевато выбриты с затылка и лежат на глазах длинной густой челкой до самого кончика носа. Он отводит ее в сторону, обнажая ярко-апельсиновые глаза и целую кучу пирсинга на лице: два колечка в одной брови, штанга в другой, колечко поперек нижней губы, целая куча побрякушек в ушах. И уши у него такие… Вот точно немного заостренные, как у эльфа.

Ну и самое главное: на улице осень, холодина, а этот в драных джинсах, тяжелых расшнурованных ботинках и футболке лишь с намеками на рукава. Еще и порванной на груди, словно по пути он еле отбился от стаи женщин, мечтающих его раздеть.

И все вот ЭТО забито татуировками. Места живого не видно. Верхняя татуировка ползет по шее до самого подбородка и прячется где-то за левым — точно вам говорю — эльфийским! — ухом.[1]

— Ух ты! — говорит он, оценивая меня с ног до головы. Улыбается.

У него там, между прочим, клыки. Явно больше, чем у обычного человека.

Так, Алексей меня точно чем-то опоил.

— Не «Ух-ты», а «Прости, брат, я херов опоздун», — раздается голос Алексея, и он быстро прячет меня себе за спину.

— В следующий раз, когда надумаешь жениться, планируй это хоть за пару дней, — без намека на извинения говорит рыжий.

И продолжает рассматривать меня своими оранжевыми глазами, как будто впервые увидел женщину. Хотя с его-то внешними данными это просто нонсенс. Даже сейчас на него оглядываются и студентки с противоположной стороны улицы, и, я уверена, добрая половина сотрудниц ЗАГСа. Если не все. Но, несмотря ни на что, есть в нем что-то, что пугает меня до чертиков. Как будто он смотрит не на меня саму, а куда-то глубже, и пытается достать эмоции, которые ему не принадлежат. И злится сквозь эту свою дьявольскую улыбку, потому что ничего не может там найти.

— Локи, она что — стерильная? — говорит он с таким видом, как будто принял за старенький «Запорожец» спортивную машину и теперь, разглядев, чувствует себя слепым дураком.

Локи? Это прозвище Алексея?

Алексей тяжело вздыхает, подходит к брату, выразительно крепко сжимает его плечо и что-то говорит на ухо. Даже не пытаюсь подслушать, потому что это бесполезно — грохот музыки из машины рыжего глушит даже мои собственные мысли.

— Ну так бы сразу и сказал, — тянет рыжий, когда Алексей взмахом руки предлагает мне подойти. Следит за каждым моим шагом и вдруг выдает: — Слушай, у меня сто лет девственницы не было.