Локи. Дилогия
Шрифт:
Однако интереснее всего оказалось примерить на себя образ ровесницы, сидящей прямо за Марьяной – девушка, вне всякого сомнения, прилетевшая в «Берсенев и Шульц» за покупками, совершенно не смущаясь невольных зрителей, позировала камере микродрона, видимо, демонстрируя обновки невидимому собеседнику. Породистое лицо, правильная осанка, великолепная фигура и пластика профессиональной танцовщицы приковывали взгляд. А со вкусом подобранный наряд, кстати, никак не вписывающийся в рамки допустимого главой рода Шереметевых, вызывал откровенную зависть к внутренней свободе этой Личности – чтобы одеваться настолько смело, требовалось куда больше обычной уверенности в себе!
В общем, начало беседы между Лизой и Завадской Настя пропустила, так
– Видела бы ты реакцию отца на твое увольнение! Стоило тебе выйти из его кабинета и прикрыть за собой дверь, как на его лице появилось выражение, которое можно перевести только фразой «Она вообще в своем уме?!» или ее матерными аналогами!
– Кстати, в этом я с ним солидарна! – сообразив, о чем идет речь, хмуро буркнула Шереметева-старшая. – Да, сердцем я понимаю, что семь лет службы по контракту, составленному моим отцом, доконают кого угодно, и что тебе действительно пора подумать о семье и детях, но разум не дает забыть о том, что место в таком роду, как наш, это счастливое будущее не только для тебя, но и для твоих потомков!
Марьяна поставила локти на стол, переплела пальцы, пристроила на них подбородок и грустно усмехнулась:
– Да, в теории перспективы сумасшедшие. Однако на практике служба у вашего батюшки – это самый настоящий ад. И дело даже не в том количестве обязанностей, которые он на меня взвалил – во время учебы в Академии Внутренней Службы нас грузили и похлеще. Проблема в том, что все эти семь лет я ощущала себя бесполым дроидом. Ведь в вашем роду обслуживающий персонал должен быть занят делом и только делом. Поэтому демонстрация каких-либо чувств вызывает крайнее неудовольствие вашего батюшки; внебрачные отношения строго-настрого запрещены; свободного времени настолько мало, что завязывать хоть какие-то постоянные отношения на стороне практически невозможно и тэдэ. В общем, между нами, девочками, говоря я забыла, что такое мужчина, и последние года три просто лезу на стены! Так что, если бы не привязанность к вам, уволилась бы еще лет пять тому назад. Хотя бы для того, чтобы сохранить разваливающиеся отношения с человеком, близость с которым когда-то сводила с ума…
По телу Анастасии прокатилась удушливая волна жара, заставила заныть грудь и задержалась в нижней части живота. А память начала услужливо разворачивать перед внутренним взором фрагменты интимных записей Завадской. Те самые, которые экс-телохранительница показала в период глубочайшей депрессии, случившейся из-за крайне несправедливого разноса, устроенного ей отцом.
– Тогда все понятно… - облизав пересохшие губы, торопливо выдохнула она и перевела взгляд на сорванцов, приступивших к поеданию десерта.
– Вот и замечательно! – усмехнулась Завадская. И чуть понизила голос: - Тогда определяйтесь со своими желаниями – если вы уже наелись и не мечтаете о каком-нибудь тортике, то стоит выбраться из-за стола и лететь дальше…
…Очередная смена флаера нисколько не удивила – Шереметева-старшая равнодушно оглядела кроваво-красную «Демоницу» прошлого модельного года, забралась в салон, претендующий на повышенную комфортность, опустилась в спортивное кресло с ярко-выраженной боковой поддержкой и невидящим взглядом уставилась в передний обзорный экран. Момент отрыва от посадочного места не заметила, так как была далеко в счастливом прошлом. Однако, заметив, что настроение не просто ухудшается, а вот-вот рухнет в пропасть, заставила себя вернуться в реальность и уставиться на «нить» орбитального лифта, медленно, но уверенно вырастающую в размерах.
«Неделька-другая неизвестности ему не повредит… - мысленно пробормотала она, представив реакцию отца на те фразы, которые вписала в прощальное письмо Елизавета. – Сосредоточится на горячо любимом Венечке, подарит ему очередной ДАС или УТК, свозит на какой-нибудь курорт. Ну и, конечно же, пожалуется на нашу редкую неблагодарность…»
–
Перспектива посмотреть на отца сверху вниз не только согрела душу, но и вымела из сознания порядком поднадоевшие мысли о последствиях их с Лизой побега из дому. Так что к планетарному терминалу она подлетала, предвкушая умопомрачительное приключение, о котором мечтала с детства. Из флаера выбралась самой первой, кое-как пережила неспешную прогулку до лифта и спуск на второй этаж. А когда вышла из просторной кабинки в огромный зал, в котором кипела жизнь, и огляделась, то вдруг поняла, чем это столпотворение отличается от привычных ей аристократических балов и приемов. Здесь люди были настоящими! Они не пытались изобразить великосветский шарм или чопорность, а искренне радовались долгожданным встречам, так же искренне расстраивались из-за предстоящих разлук, не боялись открыто смеяться, плакать и выражать все те чувства, на которые в высшем обществе налагалось вечное табу. Тут не было строгого дресс-кода – народ ходил в том, в чем чувствовал себя комфортно, и плевать хотел на мнение окружающих. Тут никого не волновало, что делают другие, поэтому те, кто садился на корточки или на собственные вещи, чтобы отдохнуть или выпить коктейля из жестяной банки, не вызывал раздражения хранителей замшелых традиций. Тут никто не шипел на детей, позволивших себе дернуть родителей за рукав или штанину, так как отношения внутри семьи определялись не теми же замшелыми традициями, а ее членами!
Забавно, но Лизка, увидевшая и оценившая все то же самое, пришла в себя намного быстрее нее. То есть, не просто оклемалась от культурного шока, но и проверила сделанные выводы – изобразила танцевальный пируэт, взметнувший подол ее платьица чуть ли не к плечам, возмущенно воскликнула «Ну, мы идем или нет?!», убедилась, что этот «жуткий демарш» никого не возмутил, и воплотила в жизнь мечту детства. В смысле, распустила волосы, уложенные в аккуратную прическу, собрала их в два задорных хвостика, развела руки в сторону и закружилась в бешеном танце!
Слава богу, буйствовала она недолго – получив море удовольствия от простенького, в общем-то, действа, подскочила к Завадской и по-детски дернула ее за руку:
– Мариш, а куда нам теперь?!
Экс-телохранительница мягко улыбнулась и мотнула головой в сторону бесконечного ряда терминалов, с которых оплачивался подъем на орбиту.
– Кстати, а почему мы не оплатили «экскурсию» через приложение банк-клиент? – уловив некоторую странность в происходящем, поинтересовалась Анастасия. – Ты же, вроде, говорила, что перевод средств с наших личных счетов на счета этих «образов» никак не отследить.
– Средства, «покинувшие» ваши личные счета, переместились на счета, никак не связанные с теми, с которых прошел перевод средств вашим нынешним «образам»! – усмехнулась Завадская. – Так что с этой стороны вы прикрыты более чем надежно. Ну, а первый твой вопрос вызывает желание задать встречный: вы когда-нибудь хоть что-нибудь оплачивали лично?
– Если не считать сегодняшние покупки в торговом центре, то нет… - признала Шереметева-старшая.
– Я так и думала. Поэтому захотела дать вам возможность увидеть реальную жизнь такой, какая она есть на самом деле. Соответственно, посадила флаер на самой обычной перехватывающей парковке, а не в ангаре для особо важных лиц; завела вас в зал для смертных, а не к небожителям; подниму на орбиту в стандартном «стакане», а не в бронированной капсуле, системы безопасности которой способны сохранить драгоценные жизни пассажиров даже в случае полного разрушения несущих конструкций орбитального лифта!