Лондон
Шрифт:
Он понимал и смысл, так как отец на всю жизнь преподал ему третью заповедь:
– Никакого папства, Джулиус. Паписты суть внутренние враги.
1611 год
Марту Карпентер нельзя было не любить. Никто из знавших ее не мог вообразить в ней зла. Она его и не делала. Неизменно мягкая, кроткая, в свои двадцать семь она никогда ничего не просила для себя. Когда ей было велено сидеть дома и ухаживать за бабкой, она
– Клянись, – молвила Марта.
Она разделяла пуританскую веру. Вера была силой, способной изменить мир.
Реформация сопровождалась не только разрушением. Истинной доктриной протестантов была любовь, и лучшие их проповедники несли благую весть о великой радости.
Таких людей собралось в Лондоне много. Кумиром ее детства был Шотландец – тихий старик с вьющимися седыми власами и умнейшими голубыми глазами. «Отбрось напыщенность, мирскую суету и суеверие Римской церкви – что останется? Истина. Ибо имеем Слово Божье в Писании, имеем изречения самого Господа нашего в Евангелиях». Читая Библию, Марта сознавала, что Бог обращался напрямую к ней.
Пуританами были и некоторые их соседи в небольшом приходе Святого Лаврентия Силверсливза. Встречаясь на службе или на совместной молитве дома, они преисполнялись милосердия. Порицания звучали редко. Так были устроены все приходы в пресвитерианской Шотландии и кальвинистских областях Европы. Священников не было, каждая конгрегация избирала своего старейшину. Епископы также отсутствовали. Старейшины, в свою очередь, формировали региональные комитеты для координации действий. Именно эти заграничные установления породили величайшую в истории надежду на возможность построить Царство Божие на земле.
Конечно, истинное Царство не наступило бы до последних времен. Так утверждала библейская Книга Откровения Иоанна Богослова. Но можно было хотя бы приблизить его. Разве не долг каждого свободнорожденного пуританина маршировать со своими единомышленниками к свету и строить на холме блистательный град Божьего Царства – здесь и сейчас? Эта идея не отличалась по сути от идеи средневековой коммуны, только теперь коммуна соотносилась с Богом.
Так и вышло, что маленькая Марта, росшая среди этих людей, приобрела мечту, которой предстояло сделаться ее путеводной звездой. Перебравшись через реку в Лондон, она увидела переполненные дома и темный готический массив старого собора Святого Павла; в ее умозрении возникло Царство Божие, готовое взойти. Она видела его очень ясно: сверкающий град на холме.
Обладала она и добродетелью терпения. А без него было не обойтись. Когда король Яков прибыл в Англию из пресвитерианской Шотландии, пуритане зажглись надеждой: уж с ним-то наверняка грядет истинная вера. Но Якову не нравилось подчиняться шотландским старейшинам, и он осознал, что авторитет монархии зависел от ее превосходства над Английской церковью. Англиканская церковь с ее реформированным католическим вероисповеданием, епископами, обрядами и прочим должна была сохраниться. «Нет епископа – нет короля» – так выразился король Яков перед своими английскими советниками.
Поэтому в старом соборе Святого Павла остался епископ Лондона, а священники крошечного прихода Святого Лаврентия Силверсливза
Книга, которую теперь Марта предлагала брату, была Женевской Библией. В ней содержался полный текст Писания, переведенный Тиндейлом и Ковердейлом на простой английский язык при Генрихе VIII. В течение полувека она была верной спутницей всех англичан-протестантов. Ее снабдили даже иллюстрациями. Правда, в том же году по приказу короля издали новый перевод, менее кальвинистский по духу, но и не столь одомашненный. Хотя эта новая, или авторизованная, версия пребывала в согласии с любимой Женевской Библией, в ней содержались высокопарные латинские пассажи, которые не могли понравиться простым пуританам. Марта, как большинство истинных пуритан, не собиралась ею пользоваться.
– Клянись!
Имея дело с Катбертом, приходилось запастись терпением. Бабка сказала, что он проклят, но Марта не теряла надежды. И мало-помалу ее молитвы попадали в цель. Он женился на благоразумной девушке, не склонной к пороку. На первых порах бабка не желала их видеть, хотя они жили на соседней улице, но вот у них родилась дочь, и Марта убедила старуху нанести им визит. А сколько было радости, когда родился первый сын и Катберт с женой попросили Марту подобрать ему имя! Она выбрала из Библии: «Нареките его Гидеоном, ибо тот был воином Божьим».
Сегодня же случай и вовсе особый, итог многолетних терпеливых молитв. А также испытание, ибо при всей своей мягкости Марта знала, что не должна уступить.
Этот проклятый театр. Несмотря на ее молитвы, после всех этих лет Катберт так и ходил неверными тропами. Она взяла себе в правило обвинять Мередита, его приятеля-бабника. Но теперь поняла, что часть вины лежала и на драматурге Шекспире. Тот странным образом околдовал лондонцев. «Макбет», «Отелло», «Гамлет» – в «Глобус» валили тысячные толпы, и Катберт с ними, такой же одураченный. «Весь Лондон ходит», – возразил он однажды. «Не весь, – поправила Марта. – А балаган все равно есть мерзость перед лицом Господа». Она не сомневалась, что в Судный день Шекспиру придется ответить. Но Катберт мог спастись, и нынче ей представился случай.
Бабка уж три недели как умерла, оставив ее одну в доме, где они с Катбертом выросли. Катберт жил в тесноте, семья с каждым годом росла, но бабка уперлась: «Это дом Марты». Поэтому, когда несколько дней назад Катберт с женой пришли и спросили, нельзя ли им перебраться в жилье попросторнее, женщина поняла, что делать.
– Я не могу пустить Катберта в бабушкин дом, если он ходит в театр, – сказала она, а затем ласково обратилась к Катберту: – Пора. Я помогу тебе разрушить злые чары.
Бедняга Катберт подумал о семье, взял Библию, поклялся и пошел прочь, раздавленный, но спасенный. И Марта возрадовалась в сердце великой радостью.
Учеба отлично давалась Джулиусу. Сэр Джейкоб был удивлен. Хотя четверо его детей умерли во младенчестве, три девочки и два мальчика выжили. Из девочек две были замужем, а старший сын отправился в Оксфорд в возрасте шестнадцати лет. Девчонки оказались склонны к кокетству, первенец ленился, но в Джулиусе сэр Джейкоб не находил изъяна. Покладистый, усердный мальчонка! К четырем годам он уже так бойко вопил «никакого папства» и «Боже, храни короля», что забавлял даже сэра Джейкоба.