Лондон
Шрифт:
Закон был милосерден к дуэлям. В конце концов, в судах заседали такие же джентльмены, разбиравшиеся в этих материях. Дуэль не считалась убийством, ибо стороны проводили ее по обоюдному согласию. Убийство противника на дуэли каралось штрафом или формальным трехмесячным тюремным заключением. Тем и кончалось.
Присутствовали семеро: дуэлянты, по два секунданта с каждым – итого шесть; седьмым был врач. Кареты оставили чуть поодаль. Место, выбранное секундантами, находилось в лощине и дополнительно скрывалось раскидистыми дубами. Хотя в парке не было ни души, Сент-Джеймс остро осознавал присутствие птиц, чей утренний хор разливался окрест. Секунданты
Когда мужчины, повернувшись друг к другу лицом и опустив клинки, учтиво поклонились, солнце еще лишь тронуло блеском верхушки дубов. Клинки поднялись, сблизились и застыли. И вот две серебряные змеи затеяли бесшумный танец, истинный смысл которого понятен был им одним, после чего внезапно сошлись. Коротко лязгнула сталь.
Граф Сент-Джеймс был умелым фехтовальщиком, но Мередит намного превосходил его. Тем не менее Джек удивился тому, что противник не особенно наседал, и расценил это как хитрость. Он осторожно выждал, потом совершил единственный стремительный и смертоносный выпад. Рапира вонзилась точно в сердце лорда Сент-Джеймса.
Секунданты издали вопль. Врач сорвался с места, но через считаные секунды лорд был мертв.
– Господи, сэр, неужели вы не могли обойтись без этого?! – воскликнул врач.
Но Мередит только пожал плечами. Такова была сделка, заключенная им с леди Сент-Джеймс. И даже предпочти он передумать, записка, которую он получил от нее посреди ночи, уверила его в недопустимости снисхождения.
«Джек, ради бога, поберегитесь, – гласила она. – Он собирается убить вас».
Поздней ночью после того, как Джек Мередит задул свечу, он осознал, что дверь его камеры в Клинке бесшумно отворилась и внутрь прокралась фигура.
Он видел лишь призрачный силуэт, но сразу узнал духи. Она подошла, осторожно приложила к его губам палец и поцеловала в лоб.
– Нам некоторое время нельзя показываться вместе, – шепнула она, – но я за вас похлопотала. Поскольку Сент-Джеймс вызвал вас сам, а я сказала, что он хотел вас убить, ваше дело будет рассмотрено снисходительно.
Женщина подошла к окну, где стоял стул. Мередиту было слышно, как она принялась раздеваться. Он взялся за кремень, чтобы зажечь свечу, но графиня не позволила. Когда же приблизилась к его узкой постели, он различил на ней только короткую ночную сорочку. Его удивила изрядная грубость материи, но вскоре он об этом забыл.
Одетая в окровавленную сорочку мужа, леди Сент-Джеймс предалась любви с убийцей и тем завершила свое мщение.
Погожий месяц май расцветал, и Сэму с Сепом не удавалось договориться только о воровстве.
Трубочистное дело продвигалось отлично. Сообщником они взяли молодого человека, который был малость придурковат, но худо-бедно усвоил, что от него требуется. Постучавшись с одним из них в дом, он парой грубых слов посылал мальчика в трубу, оставлял его там и шел к дому соседнему со вторым, где все повторялось. Затем возвращался к первому, дожидался кого-то из домочадцев и начинал бранить Сэма или Сепа, кто там был, за проволочку, суля ему порку. В свою очередь, они съеживались и принимали вид такой жалкий, что мало где оставались без подачки. Обработав так пару домов зараз, они делились выручкой – не чаевыми,
Затем Сэм заявил, что можно устроиться лучше.
– Нам нужна всякая дребедень, – втолковывал он. – И не бери ничего слишком ценного – засекут. Тягай какую-нибудь ерунду, которой даже не хватятся. Если видишь золотую гинею и мелочь, гинею оставь, а серебряную монету возьми. Про нее подумают, что закатилась куда-нибудь, даже если заметят.
Но богатство накапливалось – серебряная монета там и сям, гребень слоновой кости, золотая пуговица. И Сэм терял терпение, наталкиваясь на нежелание Сепа воспользоваться этой очевидной возможностью.
Как было Сепу объяснить? Он сам не знал. Какой-то потаенный инстинкт внушал ему уважение к собственности, пусть даже у него не было ничего. Должно быть, в нем говорили пращуры Буллы, о существовании которых он пребывал в полнейшем неведении. Но ему не хотелось этого делать. Сэм уговаривал две недели, и только тогда он уступил.
– Ладно. Если выпадет случай.
– Хорошо! – отозвался брат. – Завтра мы как раз пойдем по особнякам на Ганновер-сквер.
Айзик Флеминг был ошарашен до глубины души, когда одним майским утром дверь лавки распахнулась и вошла леди Сент-Джеймс. Его потряс не только приход, но и невозмутимый вид, как будто их злополучная встреча ему примерещилась.
Лицо ее было безмятежно. Казалось, графиню ничуть не тронула смерть мужа, о которой писали все лондонские газеты. Она даже улыбнулась, остановив на Флеминге равнодушный взгляд, словно тот был частью осиянного солнцем пейзажа.
– Мне нужен свадебный торт, – небрежно бросила она.
И Флеминг, не получив иного объяснения ни ее присутствию, ни надобности в торте, низко поклонился и пришел в замешательство.
Леди Сент-Джеймс отлично преуспевала в своих намерениях. Магистраты не подвели и проявили снисхождение, а поскольку Мередит не имел средств для выплаты штрафа и всяко уже сидел в тюрьме, они решили не предъявлять обвинений и вовсе замять происшествие. Осталось одно – увериться в избраннике.
Сделка с Мередитом состояла из двух частей. Во-первых, он обязался спровоцировать и убить Сент-Джеймса; во-вторых – жениться на ней. Она, со своей стороны, пообещала покрыть его долги из состояния, отныне принадлежавшего ей. «А дальше, – как она выразилась, – мы будем жить долго и счастливо». До сих пор Мередит исправно следовал уговору, но леди Сент-Джеймс была осторожна. Она спрятала все семейные драгоценности и значительную часть денег. После замужества состояние перейдет под контроль нового супруга, а она, что бы ни выпало на ее долю в дальнейшем, не имела желания опять очутиться в мужской кабале. В отношении Мередита она исключила всякие случайности. Они поженятся до того, как она вызволит его из тюрьмы, заплатив долги. Графиня решила не затягивать с этим. Затем они покинут на год Англию, поездят по Европе, а после вернутся и заживут как ни в чем не бывало.
Конечно, найдутся люди, которых немного шокирует поспешный брак с убийцей мужа, но об этом она тоже позаботилась. Стараниями друзей уже поползли слухи о жестокости Сент-Джеймса. Она дала понять, что многие годы страдала молча. Некая особа, едва с ней знакомая, но надеявшаяся сойтись, даже назвала ее ангелом, мученицей. Графиня могла спокойно выходить замуж.
Но как сочетаться браком с человеком, который сидит в долговой тюрьме? Да еще второпях? В Лондоне образца 1750 года не было дела проще.