Лондонские тайны
Шрифт:
Маркиз был не такой человек, чтобы при первой неудаче бросить дело, тем более, когда страсть давала ему новые силы. Он был упорен, горд, самоуверен, а потому надеялся и теперь, что он останется победителем. Чтобы вернее обеспечить за собой успех, он надел на себя маску отчаяния после ответа на его предложение, торжественно поцеловал руку леди Кемпбел и быстро удалился в глубоком молчании, как человек, который желает скрыть снедающую его грусть.
Насколько маркиз был самоуверен, показывает то обстоятельство, что, возвращаясь, он думал о том, как бы устроить будущую
Франк Персеваль в глазах леди Кемпбел был прекрасным молодым человеком; но теперь леди горько жалела о слове, данном ему, так как Рио-Санто, в ее глазах, во всех отношениях превосходил его…
Но не долго продолжалась эта мука, леди скоро утешилась. Она, как и все женщины ее ума, обладала редкою способностью обманывать самое себя. Леди была в отчаянии, вот она и вообразила, что и мисс Тревор тоже грустит. Грусть Мери можно было объяснить разным образом, и леди, в силу врожденного человеку эгоизма, объяснила ее в свою пользу. Она думала; Мери грустит от того, что отказали маркизу. Отсюда она вывела заключение; Мери любит маркиза.
Эта мысль была так странна, что тетушка сначала и сама не поверила. Но ей хотелось этого, и идея мало-помалу укоренилась в ее голове, из возможной она стала считать ее истинной.
Она решилась поговорить об этом с племянницей. Мисс Тревор сперва была поражена словами тетки, а потом… потом она сама убедилась в том, в чем хотела убедить ее леди.
Мисс Тревор была личностью слишком несамостоятельной; сила характера ее была так слаба, что она не умела управлять не только своими словами, но даже чувствами и желаниями; она всегда повиновалась тетке, — вот причины, по которым леди добилась от нее так скоро желаемого.
Леди Кемпбел постоянно заботилась о счастье Мери, а счастье племянницы, как она думала, состояло в любви к ней маркиза, а потому она очень обрадовалась. Чтобы снять со своей совести измену Персевалю, она слегка пожурила племянницу за непостоянство.
Рио-Санто, как мы уже сказали, произвел на Мери неопределенное впечатление. Леди Кемпбел приискала имя впечатлению, она назвала это любовью. Что же, быть может это и любовь? Мери не могла сама проанализировать чувство. Она воспринимала только готовые результаты, не проверяя даже их, а потому поверила и теперь…
Но Мери все-таки страдала. Хоть она и была убеждена теткой в своей любви к маркизу, но сердце ее не хотело примириться с этим. Как только ей приходила на мысль ее любовь к маркизу, бедное ее сердце болезненно сжималось, и в воображении Мери появлялся образ Франка. Защищаясь от вынужденного внутреннего разлада, мисс Тревор невольно погрузилась в апатию.
Леди Кемпбел оставалось довольно трудное дело: надо было убедить лорда Тревора в возможности изменить своему слову. Лорд Тревор, как потомок древних британских баронов, был тверд в нем как сталь; но он не был искусным дипломатом, большую часть своей жизни проведя на поле битвы. Леди Кемпбел, как можно заключить из предыдущего, была, напротив, очень сильна в искусстве убеждать других. Она очень хорошо понимала, что если действовать на лорда Тревора прямо, то она потерпит полнейшее
Почти в то же самое время франк Персеваль возвращался в Англию и отдавался самым сладостным мечтам. Он мечтал о Мери.
Несчастный не знал, какой удар готовит ему судьба!
Глава восьмая
В ТРЕВОР-ГОУЗЕ ДАВАЛИ БАЛ
Гости постоянно входили в пышные залы, где уже гремела, приглашая к танцам, музыка.
Леди Кемпбел сидела в главной комнате, похожей на цветник, почти полный, но в котором для полной симметрии недоставало еще нескольких цветов…
Здесь были разнообразные лица, объединенные самыми утонченными манерами. Шум и говор охватили общество, но все было размерено, гармонично, без лишних слов.
Около леди Кемпбел и мисс Тревор образовался целый кружок. Им кланялись, говорили комплименты; они отвечали тем же. Их беспрестанно окружали все новые и новые люди, и опять начинались поклоны, комплименты…
Таково положение хозяек на всех балах. Хоть это и скучно, но приходилось выносить эту пытку от десяти до двенадцати часов вечера.
— Позвольте, миледи, — болтал молодой виконт де Лантюр-Люс, целуя руки леди Кемпбел и мисс Тревор, — позвольте… какой у вас прелестный веер, мисс Тревор! Прелестный… кроме шуток!
— Виконт, — заметила леди Кемпбел, улыбаясь, — вы уже седьмой раз любуетесь опахалом моей племянницы.
Толпа, окружавшая леди Кемпбел и мисс Тревор, принужденно засмеялась.
— Очаровательно! Семь раз… очаровательно! — добавил молодой виконт, смеявшийся громче и дольше всех.
Но на слова виконта не последовало смеха, виконт сконфузился, поправил свое жабо и пробормотал:
— Кроме шуток… очаровательно!
Между тем леди Кемпбел все еще раскланивалась со вновь прибывающими гостями, потом пожала руку подошедшей к ней леди Офелии, а Мери встречала в это время подругу свою, Диану Стюарт, приехавшую на бал с матерью.
— Не знаете ли чего нового, сэр Джеймс Ватерфильд? — спросила леди Кемпбел, обращаясь к одному из гостей.
— Вот свежая новость: маркиз Рио-Санто купил прекрасные экипажи и заново меблирует весь свой дом, — отвечал сэр Ватерфильд.
— Странно, — сказал виконт, но ведь только три месяца, как он обзавелся и без того прелестной мебелью.
— Маркиз имеет на это свои причины, — продолжал сэр Ватерфильд.
— Каков, cheri! Он не сказал мне ни слова об этом, — воскликнул виконт де Лантюр-Люс.
Фраза эта была сказана виконтом с целью: ему хотелось прослыть в глазах общества закадычным другом Рио-Санто.
— Вы говорите, сэр Джон Ватерфильд, что маркиз имеет причины на это. Интересно было бы знать, что это за причины? — спросила леди Кемпбел.