Лопе Де Агирре, князь свободы
Шрифт:
МОЙ ДЯДЯ ХУЛИАН (мечтатель, поклонник рыцарских романов и школьный учитель). Ступай в Индийские земли, сын мой. Подвиги Амадисов и Галаоров [3] не лживые выдумки, хотя повсеместно считаются измышлениями. Не придуманы деяния греков и римлян, которые воспеваются трубадурами. И сказочные миры, что видим в мечтах, – не фантазии. Реки и озера в Индийских землях подобны пресноводным морям, из их глубин по ночам поднимаются многоголовые гидры, и у каждой головы из ноздрей пышет пламя.
3
Герои рыцарских романов.
ХУАНИСКА ГАРИБАЙ (в Арансасу, когда смолкают колокольцы). Ступай в Индийские земли, nere maitia. [4] He для того ты родился на свет, чтобы жить последышем, не для того родился на свет, чтобы жениться на мне или другой девушке из наших лачуг, не для того ты родился, чтобы отчий дом сковывал твой полет. БРАТ ПЕДРО-МУЧЕНИК (словно
4
Дорогой мой (баскск.).
МОЙ ДЯДЯ ХУЛИАН ДЕ АРЛОС (не сводя взгляда с глади реки, в которой утонула бечева, напрягши руки в ожидании, когда начнет клевать). Ступай в Индийские земли, сын мой. В Индийских землях красноперые сирены соблазняют сладким пением, отважные амазонки еженощно насилуют своих пленников. Там летают гигантские орлы, что уносят в когтях человека к покрытым снегами вершинам, где в гнездах сидят их птенцы, и огромные бабочки закрывают своими синими крыльями свет солнца. Там деревья, струящие из порезов душистые соки, их листья курят, дабы вызвать видения искусительнее видений святого Антония, а кактусы сочатся прозрачным и пьяным вином. ХУАНИСКА ГАРИБАЙ (прислонясь к стене, увитой виноградом, обрывая самые крупные ягоды от темной кисти и не оборачиваясь ко мне). Ступай в Индийские земли, nere bizia. [5] Никому не ведомо, одна я знаю, что таится в твоем маленьком теле, чья малость лишает тебя сна и покоя. Странствующий рыцарь, герой, конкистадор, вождь, великий мятежник – все это написано тебе на роду.
5
Любимый мой (баскск.).
БРАТ ПЕДРО-МУЧЕНИК (торжественно, будто проповедь, и стоя подле мраморной статуи святого Михаила-архангела). Ступай в Индийские земли, Лопе де Агирре. Ныне всемогущий господь доверил нам высочайшую из миссий – нести христианство в незнаемый мир, где рождаются и умирают миллионы диковинных существ, тьма-тьмущая варваров индейцев, и неизвестно, есть ли у них разумные души. Ежели, к счастью, они их имеют, наш несомненный долг спасти их от геенны огненной, вовлечь в лоно Христовой церкви милостью и трудом наших славных воителей и силой просветляющего слова нашей церкви. Отправляйся в Индийские земли, Лопе де Агирре, и потребуй свою долю у судьбы, отпущенной нам Всевышним.
МОЙ КРЕСТНЫЙ ДОН МИГЕЛЬ ДЕ УРИБАРРИ (голос его перекрывает ропот и молитвы домочадцев). Ступай в Индии, крестник. У нас в Оньяте выше табунщика или гвоздаря ты не выбьешься, растратишь жизнь в кузне или дубильне и помрешь у очага, грея ноги о дряхлого пса, как все умирали и до скончания века будут умирать в этой деревне. Ступай в Индийские земли, крестник, и воротись в Оньяте могущественным, с огромными кофрами, набитыми золотыми дублонами и серебряными украшениями.
МОЙ ДЯДЯ ХУЛИАН ДЕ АРЛОС (указывая своим посохом на закатное солнце). Ступай в Индийские земли, сын мой. В Индийских землях карлики – что мальчики с пальчик, пускают стрелы в скорпионов, а великаны с корнем вырывают огромные деревья и несут на плече как соломинку. Там есть млекоподобный эликсир, что возвращает старикам недоступную молодость, и нагие девы с кожею цвета корицы выбегают на морской берег навстречу конкистадорам.
ХУАНИСКА ГАРИБАЙ (с закрытыми глазами). Ступай в Индийские земли, nere biotza. [6] Имя твое будет записано в книгах, которые переживут твоих внуков.
Немало времени, наверное, еще год трепал Лопе де Агирре подметки по улицам и проулкам, натыкаясь днем и ночью на больных монахов, просивших милостыню и возносивших бесполезные молитвы. Воды Гвадалквивира принесли его в Севилью даровым пассажиром на плоту, то и дело кренившемся под грузом дынь, айвы и плодов асамбоа. Лопе де Агирре спал, лежа навзничь на грубых досках, а ежели не спал, то смиренно считал звезды да слушал истрепанный голос другого бродяги, старика астурийца, певшего о разочаровании и смерти. Майским утром Лопе де Агирре ступил на пристань, цветистую и горластую, кишащую невоздержанными на язык и лживыми людьми, собаками, лаявшими в лад с гитарами; Севилья была затоплена песнями и криками торговцев, Севилья – герцогиня пшеницы, султанша оливкового масла, царица вина. Лопе де Агирре дал увести себя в огромный
6
Сердце мое (баскск.).
Торговый дом был просторным выцветшим зданием, возведенным на некотором расстоянии от Хиральды, и азалии, росшие у реки, цвели далеко от его порога. Если тебе удавалось избежать назойливых расспросов стража, ты ступал на каменные плиты галереи, в конце ее слева светился фонтан, выложенный изразцами, а справа дремал колодец с мраморной закраиной. Оба этажа этого здания, заполненные пергаментами и книгами, превратились в прибежище для крыс и тараканов, стали приютом для счетчиков и писарей, пристанью для просителей и пролаз. Люд разного сорта и намерений входил и выходил в двери, поднимался и спускался по лестницам, один ждал вестей о брате, пропавшем во Флориде, другой желал купить жемчуга с острова Маргариты. В понедельник тебя пьянила мечта, во вторник ты падал духом, к пятнице терял всякую надежду, писаришки советовали тебе прийти на следующей неделе или просили принести поручительство, которого ты не мог добыть; дон Родриго Дуран предлагал тебе пахать землю в Тьерра-Фирме, [7] ты ему отвечал, что ты не пахарь, а солдат, напротив стояла церковь святой Елизаветы, но тебе ни разу не пришло в голову войти в нее помолиться. Севилья была процветающим городом; единственная такая на всю вселенную, царица океана, она благоухала апельсиновым цветом и мускатным вином, она отражалась в зеркале реки, которая и с гор-то спустилась лишь затем, чтобы взглянуть на этот город. Ты, Лопе де Агирре, обретался в грязной ночлежке, спал в самом вонючем предместье Триана, и твой путь к родному дому лежал через эту помойку, ты должен был выскочить отсюда, пробиться сквозь тучи зловония и стенания нищих, отбросить мнимых и настоящих калек, заступавших тебе дорогу, в архивах Торгового дома были старательно подшиты все твои просьбы и проклятья, но в конце концов терпение твое лопнуло и ты отправился жить к цыганам.
7
Так называли конкистадоры побережье современной Венесуэлы и Колумбии, соответствует понятию «Большая земля».
То, что я докатился до цыганского табора, я, не имеющий ни капли цыганской крови, дело чистого случая. Старик торговец как-то забрел на наш двор, ведя под уздцы клячу и намереваясь продать ее по цене, которой она не стоила, он врал насчет ее возраста, лгал, что она породистая, и клялся, будто с костями у нее все в порядке. Это был одер, со сбитыми мослами и выпиравшими лопатками, я прикинул, что он мыкался на этом свете уже лет пятнадцать, а то и поболее. Барышник по моему виду заключил, что у меня нет денег на покупку его клячи, по моему взгляду заподозрил, что от природы дурной мой характер не велит мне ему верить, и даже догадался, что я порядочно разбираюсь в лошадях. Однако я не вмешался, когда он стал торговать клячу одному из моих соседей, чванливому сквалыге португальцу, и более того, помог цыгану сладить дело, согласно кивая головой на все его лживые заверения. Наше с цыганом взаимное понимание перешло в дружбу, его зовут Томасом, но он врет, будто имя его Тордильо, мне опротивела грязная ночлежка, и я был сыт по горло обещаниями, которыми меня каждый день кормили в Торговом доме, поэтому я сказал Тордильо, что готов отправиться жить с ними и их лошадьми, цыган не мог в себя прийти от изумления, услыхав такое от христианина благородных кровей, да еще баска, он расположился ко мне, хотя мне самому это чувство было мало знакомо, и сказал, что выручку со мной не разделит, но пожелания мои готов удовлетворить.
Насколько противны мне все французы и андалузцы, настолько же по душе мне цыгане. И пусть ваша милость не трудится рассказывать, что они разбойники, я это знаю. Лучше допустите, ваша милость, что кража для них – не преступление, а способ существования, ремесло, а никакое ремесло не зазорно и не грешно, кроме разве ремесла шлюх. Равным образом убить себе подобного – преступление, однако же солдаты убивают на войне или по приказу, ибо таково их ремесло, и потому господь прощает им грех. Первой работой, которую предложил мне мой друг цыган, была кража, и хотя «не укради» – одна из основных заповедей, полученных Моисеем на горе Синай, я охотно пошел с Тордильо к лачуге еврея-ростовщика, где Тордильо стянул два золотых эскудо и сколько-то мараведи, в то время как я прогуливался перед лачугой наподобие часового. Во второй раз я наотрез отказался пойти с ним не из-за религиозных запретов, а потому, «что нам, баскам, – как бы напыщенно это ни звучало – ворованные деньги не в радость.
Пусть ваша милость также не трудится убеждать меня, что цыгане склонны к кровосмесительной любви, это я тоже знаю. Не отрицаю, они допускают кровосмешение, однако отвергают адюльтер и в этом строго придерживаются заповедей Ветхого завета. Закон божий запрещает нам желать жену ближнего, святой Иосиф пострадал, но не пошел навстречу желаниям жены Потифара, однако ни в одной книге не порицается совокупление с сестрами или даже с родственницами более близкими и более почитаемыми. Даже дети, едва соприкоснувшиеся с учением церкви, твердо знают, что род человеческий исчез бы, не достигнув и третьего колена, если бы Каин, а может, Авель, или, скорее всего, третий сын Адама по имени Сиф постеснялись бы или убоялись зачать потомство в материнском лоне, ибо иного лона не было.