Лорд Безупречность
Шрифт:
Конечно, Батшеба и раньше понимала, какую прекрасную физическую форму поддерживает лорд Ратборн – дорогие костюмы ничуть не скрывали фигуру, – и все же, судя по всему, значительно недооценивала его силу. Она знала, что виконт высок и атлетически сложен, однако не сознавала в полной мере истинного масштаба его физической мощи.
Его было слишком много.
Непреодолимо, неотразимо много.
Почему-то воображение подсказало образ закованного в латы воина – одного из тех, которые штурмовали замки, убивали противников, а женщин брали на руки и уносили в качестве трофеев.
Его предки наверняка были среди
– Отпустите, – повторила Батшеба и дернулась.
Кольцо объятия сжалось. Железные обручи сомкнулись еще надежнее.
Внезапно стало невыносимо жарко и предательски душно. Наверное, следовало бороться, сопротивляться, однако и воля, и решимость, и сила куда-то улетучились. Наверное, именно так чувствуют себя все, чья мораль рассыпается на глазах.
Батшеба запоздало оглянулась: они находились на тротуаре, в людном месте. Сопротивление лишь привлекло бы внимание окружающих.
Люди прятались от дождя в подъездах и в арках ворот. От нечего делать все глазели на прохожих.
Кто-нибудь вполне может узнать его. Или ее. Если распространится молва…
Даже мысль о скандале казалась невыносимой.
Она не поднимала голову и полностью сосредоточилась на сочинении разрушительной отповеди и обдумывании страшной мести. Однако успехи оказались весьма и весьма скромными. Судя по всему, ум решил отдохнуть, полностью уступив бразды правления телу.
Телу было тепло и уютно. Оно стремилось крепче прижаться к другому телу – сильному и надежному. Тому самому, от которого и исходило ощущение заботы и безопасности. Дай своему телу волю, оно, как котенок, заползло бы под мягкий теплый сюртук.
К счастью, до церкви было недалеко, а виконт шагал быстро. Через несколько минут они оказались у цели.
– Леди споткнулась и повредила ногу, – деловито обратился Ратборн к вознице первого из ожидающих экипажей. – Хотелось бы ехать как можно ровнее – по возможности, без неожиданных остановок и рывков.
Виконт опустил драгоценную ношу на сиденье, пробурчал что-то еще и наконец устроился рядом.
– Очень сожалею о случившемся, – произнес он, когда экипаж тронулся. – А вообще-то не очень. – Губы изогнулись в едва заметной улыбке.
Батшеба пыталась придумать убийственный ответ. Ум отказывался работать. Зато сердце безудержно билось.
– Наверное, мне не хватило терпения. Но согласитесь, абсурдно стоять под дождем и спорить. Я всего лишь хотел сделать предложение.
Она оцепенела. Понятно. Даже слишком. Ничего сложного и запутанного. Жар мгновенно спал, сменившись ледяным холодом, и с ледяным самообладанием она уточнила:
– Какое именно?
Он небрежно махнул рукой.
– Нет, предложение совсем иного рода.
– Похоже, милорд, вы считаете, что я родилась лишь вчера.
– Похоже, вы не видите очевидного, если предполагаете, что я способен обмануть вас на этот счет.
– Но я не слепа.
– Однако не используете голову по назначению. Обратитесь к здравому смыслу. Ведь я не младший сын в семье, а значит, не могу позволить себе роскоши выступать в качестве повесы и шалопая. Это привилегия Руперта. Мой мир настолько тесен, что утаить связи практически невозможно. Единственное, что мне доступно, так это жить, не привлекая пристального внимания сплетников и скандальной хроники. Вы же для этого чересчур интригующая и яркая личность. А потому
Батшеба знала, как безжалостно травили Байрона – аристократа и поэта. Ей не раз приходилось видеть жестокие карикатуры.
– Ратборну досталось бы еще больше. Чем выше стоит человек в глазах общества, тем с большим удовольствием это общество готово следить за его падением.
– О, – неопределенно произнесла она. В коротком возгласе соединились сочувствие и разочарование. Ведь на мгновение она почти поверила, что лорд Безупречность так же потерял от нее голову, как и она от него.
– Мое предложение вполне респектабельно, – продолжил виконт. – В Блумсбери есть квартира, которая должна вас устроить. Хозяйка – вдова военного. Плата разумна и окажется вполне по силам, если, конечно, я верно рассчитал. Если умножить четверть стоимости урока Перегрина на восьмерых учеников по понедельникам и…
– Вы рассчитали мой доход? – не поверила Батшеба.
Ратборн спокойно разъяснил, что значительная часть его парламентской деятельности заключалась именно в расчетах. А потому он прекрасно понимал, из чего состоит бюджет и как его регулировать. Кроме того, для него вовсе не был тайной тот факт, что иногда людям приходится довольствоваться весьма скромными средствами. Вместе с несколькими коллегами он разработал план, направленный на улучшение положения вдов, военных, ветеранов и прочих сограждан, кому ни правительство, ни церковные приходы не оказывают должной помощи.
– Ах, понятно, ваша знаменитая благотворительность! – вспыхнула Батшеба. Ей совсем не хотелось становиться одним из объектов милосердия.
– Это не благотворительность, мадам, – холодно заметил виконт. – Я просто избавляю вас от необходимости самой разыскивать миссис Бриггз и тратить время на утомительные прогулки по неблагополучным районам, подобным Сохо. Все остальное зависит исключительно от вас. Так не желаете ли посмотреть квартиру?
Холодный тон был выбран для того, чтобы подавить волю собеседницы. Однако на миссис Уингейт он подействовал иначе: захотелось как следует встряхнуть заносчивого аристократа. В конце концов, она тоже обладала твердым характером и не собиралась терпеть обращение, достойное лишь неразумного, низшего существа. Но будущее Оливии оказалось важнее гордости.
Батшеба тяжело вздохнула.
– Что же, я готова, – тихо согласилась она.
Ей не удалось расслышать, что именно сказал виконт вознице. Дождь перешел в настоящий ливень, и мир за окнами кареты превратился в непроницаемое серое полотно. Когда же экипаж наконец остановился и лорд Ратборн подал руку, помогая выйти, оставалось лишь поверить, что перед глазами действительно дом миссис Бриггз на Блумсбери-сквер, а не тайное любовное гнездышко.
Не приходилось сомневаться, что в венах Бенедикта Карсингтона течет властная кровь воинственных предков. Ясно было и то, что этот человек привык приказывать и в ответ встречать беспрекословное повиновение. Возражений он не терпел.