Лорд Безупречность
Шрифт:
– Это вполне очевидно. Но вы слишком сбиты с толку, а потому не в состоянии рассуждать здраво.
– Сбит с толку? – удивленно переспросил Бенедикт. – Но меня невозможно сбить с толку.
– И все-таки логика в ваших мыслях отсутствует, – настаивала Батшеба. – Вы же не хотите огласки, правда?
– Разумеется, я…
– Вот именно, – нетерпеливо перебила она. – А я привлеку куда меньше внимания. Вам не удастся выяснить, видел ли кто-нибудь детей, и при этом не заинтересовать окружающих собственной особой. Все в вас кричит, кто вы
– Я умею быть скрытным, – возразил Бенедикт.
– Но не умеете быть ординарным.
Как будто ей самой удастся быть ординарной, с таким лицом и такой фигурой, подумал Бенедикт. Везде, где появится яркая, необычная красавица, моментально вскружатся все головы. Мужчины выстроятся в шеренгу и будут ловить каждый взгляд, каждое слово.
Виконт сжал кулаки. Отпустить ее одну, на ночь глядя, в наемном экипаже, без надежного человека, даже без горничной…
Нет, это просто немыслимо.
– Вам нельзя ехать одной, – отчеканил он с тем выражением, в котором кто угодно услышал бы окончание дискуссии.
– Но в последние три года я постоянно езжу одна, – просто, спокойно возразила Батшеба.
Бенедикту отчаянно захотелось встряхнуть упрямицу. Он заставил себя разжать кулаки. Призвал на помощь все свое терпение.
– С вами была дочь, – попытался объяснить он. – С одинокой женщиной люди ведут себя совсем не так, как с матерью, путешествующей вместе с ребенком.
– Что за чепуха! – воскликнула миссис Уингейт и резко отвернулась. – Спорить с вами просто невозможно. Пустая трата времени. А потому поступлю так, как планировала.
Батшеба подошла к куче вещей на полу и начала связывать их в узел.
Она сказала, что собиралась к ростовщику.
Бенедикт лихорадочно соображал, как же ее остановить, не прибегая к грубой физической силе: в самом деле, не привязывать же леди к тяжелому шкафу…
– Прекратите, – произнес виконт тем тоном, который берег исключительно для разбушевавшихся членов парламента. – Забудьте о ростовщике. Давайте объединим усилия.
– Это невозможно…
– Но вы не оставляете выбора, упрямая леди. Я скорее пойду на виселицу, чем позволю вам отправиться в путь в одиночестве.
Бенедикт ждал, пока Батшеба соберет кое-какие необходимые вещи и возьмет шляпку и плащ. Одновременно пытался восстановить связь между собственным мозгом и языком.
Он никогда не позволял себе подобного тона с женщинами.
Всегда проявлял по отношению к ним выдержку и терпение.
Но она…
С ней постоянно возникали неувязки.
Вот миссис Уингейт наконец-то появилась на крыльце дома, сказала несколько слов миссис Бриггз и спустилась по ступенькам.
– Мы поедем в открытом ландо?
– Неужели вы полагаете, что я отправлюсь в карете, запряженной четверкой? А может быть, прикажете взять в путешествие кучера?
– Но этот экипаж не подойдет; он слишком хорош.
– Не волнуйтесь, пожалуйста. Взят внаем, явно нуждается в покраске, и вообще ему уже десять лет. Очевидно, вы понятия не имеете, что такое хороший экипаж. Садитесь.
Батшеба оперлась на предложенную руку и взглянула на Томаса, который держал лошадей.
– Но мы не можем путешествовать с прислугой.
Бенедикт мысленно призвал себя к спокойствию.
– Кто-то должен смотреть за лошадьми, – терпеливо пояснил он. – Томаса вы и не заметите. Он будет сидеть сзади, смотреть на дорогу и думать о своем.
Батшеба потянула Бенедикта за руку, чтобы тот наклонился, и зашептала в самое ухо:
– Вы с ума сошли. Слуги – страшные сплетники, хуже старушек. Завтра же весь Лондон узнает в мельчайших подробностях, что вы делаете и с кем.
Теплое дыхание щекотало ухо. Сжимающая руку маленькая мягкая ладонь волновала.
Он молча схватил неугомонное создание и быстро сунул на сиденье.
Потом поднялся сам и сел рядом.
– Позволительно ли напомнить, что на дворе уже не девятый век, а девятнадцатый? – поинтересовалась Батшеба, едва виконт устроился. – Подобное поведение давно вышло из моды, вместе с латами и шлемами.
Томас торопливо уселся на свое место. Бенедикт натянул поводья и, когда лошади тронулись, заговорил.
– Я не привык объяснять свои поступки, миссис Уингейт, – начал он.
– Заметно, – вставила она.
Бенедикт сжал зубы. Заставил себя успокоиться и вспомнил важное правило: «Женщины и дети наделены мозгом меньшего размера, а следовательно, ограниченной способностью к здравому рассуждению. В общении с ними требуется значительное терпение».
После этого заговорил почти спокойно:
– Томас вырос не в Лондоне. Он – сельский житель и воспитывался в родовом поместье в Дербишире. Хотя сейчас он мой камердинер, с лошадьми обращается также умело, как заправский конюх. Доверенным лицом стал уже давно, с тех самых пор, как Перегрин начал брать уроки рисования. Если бы я хоть чуть-чуть сомневался в его умении молчать, то ни за что не вовлек бы в столь деликатное предприятие.
Миссис Уингейт раздраженно фыркнула, выпрямилась и сложила руки на коленях.
– Прошу прощения за то, что позволила себе поставить под сомнение принятое решение. В конце концов, какое мне дело, даже если это решение окажется ошибочным? Я не несу ответственности за единственного отпрыска и наследника маркиза Атертона. И не мне падать с пьедестала, если мир вдруг узнает, что кое-кто не только позволил, но и поощрил общение собственного племянника с некоторыми неблагонадежными личностями. И не я…