Лорд-грешник

Хантер Мэдлин

Брайд до слез тронули его слова. Ноша действительно была тяжелой.

– Ты так уверен, что мы подходим друг другу, но, в сущности, не знаешь меня.

– Наоборот, я знаю тебя очень хорошо. – Эван наклонился и поцеловал ее сосок. – Ты страстная и не скрываешь этого. А еще ты гордая и упрямая. – Каждое его слово сопровождалось поцелуем. – Я знаю также, что ты добросердечная, что пожертвовала юностью ради семьи, и знаю, что под этой силой ты очень ранима.

– А еще я ревнивая, – Брайд засмеялась, – и значит, совсем не подхожу тебе. Я буду устраивать сцены, которые

ты сочтешь весьма неуместными.

В его глазах мелькнула озорная усмешка.

– И насколько значительными будут эти сцены?

– Чудовищными.

– Слава Богу. Я не выношу мелких сцен. Если ты собираешься устроить сцену, то пусть чертям станет тошно, вот что я скажу.

Брайд снова засмеялась:

– Чертям непременно станет тошно, сэр.

– Значит, и в этом ты мне подойдешь. А когда ты закончишь сцену, мы помиримся.

– Но ведь я могу проявить несговорчивость.

– Это мое дело – уговорить тебя и просить прощения. И вряд ли ты сможешь бранить меня, вскрикивая от удовольствия.

Против удовольствия Брайд не возражала. Теперь это было так связано с ее любовью, что она просто не знала, как отказаться.

– Ты действительно уверен, что я не использовала пластины отца?

– Уверен.

– И тебе не хочется спросить об этом у меня?

– Согласись, было бы жестоко спрашивать любовницу, не мошенница ли она.

– А если бы ты узнал, что я все-таки использовала те пластины, что бы ты сделал?

– Я бы велел тебе прекратить.

– Даже если бы я напечатала и продала твои «I Modi»?

– Ну, сначала отшлепал бы тебя. – Он стукнул ее кончиком пальца по носу. – Все эти предметы своего рода игрушки, любимое занятие дилетанта. Надеюсь, моя гордость не столь велика, чтобы ради нее отказаться от друга.

У Брайд перехватило дыхание. Она явно не заслуживала его доверия. Легко быть великодушным, пока речь идет о пластинах эпохи Возрождения, но, когда Линдейл закончит свое расследование, все может сложиться по-другому.

Теперь уже скоро. Несколько дней, сказал он.

Когда Эван вернулся к ласкам, Брайд, отбросив сдержанность, позволила наслаждению и любви еще раз, в последний раз, победить ее страх.

Глава 24

– Ты позволишь мне пойти с тобой? – Джоан вопросительно посмотрела на сестру.

Заправив рубашку, Брайд села и стала надевать ботинки.

– Если меня увидят, твое присутствие ничего не изменит, за исключением того, что схватят и тебя. Я постараюсь сделать все быстро, так, чтобы никто не заметил.

– А если тебя все же кто-нибудь увидит?

– Если меня поймают, ты сделаешь вид, что не знаешь, почему я там оказалась, и притворишься несведущей, если они найдут пластины раньше меня. Пусть думают, что всем занималась я одна, а ты спасай себя и остальных. – Брайд повязала голову темно-синим шарфом. – Поверь, мне не хочется, чтобы нас всех сослали на каторгу.

Беспокойство сестры отнюдь не придало Брайд уверенности.

– По крайней мере, возьми хотя бы это…

Некоторое время Брайд, раздумывая, смотрела на пистолет, который протянула ей Джоан, и, в конце концов,

решила, что это разумное предложение. Ладно, она возьмет его, только не сейчас.

– Я не смогу выстрелить в констебля, освобождая себе путь к бегству, и ты сама не хотела бы, чтобы я это сделала. Кроме того, вряд ли я сегодня встречусь с фальшивомонетчиками. Пока мне надо придумать способ, как их найти.

Брайд вытянула руки, и Джоан внимательно оглядела темно-зеленый камзол, желто-коричневые бриджи и шарф, скрывающий волосы сестры. Потом Брайд сунула в карман свечу и кремень.

– Поторопись. Будь осторожна. Если ты не вернешься до рассвета, я попрошу лорда Линдейла о помощи.

– Нет. Если я не вернусь, считай, что я умерла, и думай, как защитить себя. Беги, если потребуется, не медли и не пытайся что-нибудь узнавать обо мне. И что бы ни случилось, не обращайся к лорду Линдейлу.

– Хорошо, так все и сделаю, – Джоан нахмурилась, – хотя мне это не нравится. Граф легко может использовать свое влияние, чтобы помочь тебе.

Возможно, здесь-то и кроется главная опасность. Если Линдейл узнает, куда она ходила этой ночью, без труда догадается, что она связана с фальшивомонетчиками.

Выскользнув за дверь, Брайд торопливо шла по темным улицам, пытаясь думать о предстоящем деле, но воспоминания о дне, проведенном с Линдейлом, никак не давали ей сосредоточиться. В его объятиях она чувствовала себя в безопасности – ни обмана, грозящего разоблачением, ни обязательств, требующих от нее чрезмерных жертв. Однако с тех пор как она вернулась домой, ее не покидала глубокая скорбь. Линдейл знал о фальшивых банкнотах, его расследование касалось именно их. Пока ему не известно, какую роль здесь играли сестры Камерон, но вскоре он найдет фальшивомонетчиков и тогда узнает все.

Хотя Эван проявил великодушие в отношении поддельных гравюр, Брайд не ждала от него понимания, когда ему станет известно, что в ее наследстве были пластины для изготовления фальшивых денег, и она пользовалась ими.

Вытерев слезы, Брайд ускорила шаг. Она в любом случае окончательно порвет с ним, невзирая на то, кто первым найдет пластины, – обман не может продолжаться, даже если Линдейл останется в неведении.

Брайд очень надеялась, что сегодня ее не схватят, ее подозрения оправдаются, и она достигнет своей цели, – тогда у нее появится крошечный шанс спасти сестер и сделать это так, чтобы Линдейл не узнал всей правды.

Темные улицы были пустынны, лишь изредка кое-где мелькал прохожий или проезжала карета. Но в Сити народу стало больше, и Брайд почувствовала себя менее одинокой.

Добравшись до Флит-стрит, она спустилась по узкому переулку к фабрике Туикенема. Дверь была заперта.

Убедившись, что никто не видит ее под покровом ночи в этом безлюдном переулке, Брайд обошла здание. Ни огонька, ни звука.

Она попыталась открыть окно задней комнаты. Безуспешно. Тогда, подняв с земли кирпич, Брайд резким ударом выбила стекло, осколки со звоном посыпались на землю. Прижавшись к стене, Брайд замерла, готовая к бегству, но вокруг по-прежнему было тихо.