Лорды Белого замка
Шрифт:
– Встань! – приказал Генрих.
Фульк поднялся и сразу оказался на голову выше своего суверена. Король был коренастый, среднего роста. Его некогда огненно-рыжие волосы с годами сделались песочными с серебряной проседью, и стоял Генрих ссутулившись, будто бремя королевской власти тяжело давило ему на плечи.
– Ростом ты пошел в своего деда, де Динана, – заметил Генрих, чуть прищурившись. – И кажется, также унаследовал от него способность навлекать на себя неприятности. Мой сын заявляет, что ты пытался его убить. Что можешь сказать в свое оправдание?
Многочисленные
– Ваш сын, сир, напрасно обвиняет меня, ибо на самом деле первый удар нанес он. – И Фульк поднял руку к распухшему носу и отекшим глазам.
Иоанн из мертвенно-бледного стал пунцовым.
– Ты жульничал и вел себя дерзко! – прорычал он.
– Я никогда в жизни не жульничал, – отрезал Фульк. – Его высочество говорит о дерзости, но умалчивает об оскорблении, которое он мне нанес!
Он продемонстрировал Генриху и придворным испорченный щит.
– Ты пытался меня убить! – прошипел Иоанн. – Ты в припадке ярости швырнул меня о стену!
Его взгляд метался по лицам стоявших вокруг баронов, ища сочувствия, и просветлел, остановившись на Ранульфе де Гланвиле:
– Милорд, вы видели все собственными глазами!
– Я видел лишь последствия, – спокойно возразил де Гланвиль. – И, откровенно говоря, сомневаюсь, что Фульк Фицуорин и впрямь намеревался убить вас. Это было бы глупо с его стороны, а глупцом этого парня назвать нельзя, хотя он часто бывает безрассуден и вспыльчив.
Фульк бросил на де Гланвиля благодарный взгляд.
– Я всего лишь защищался, – твердо сказал он. – Милорд Иоанн первым ударил меня по лицу шахматной доской, и мне пришлось остановить его, чтобы он не ударил снова.
– Ах ты, вонючий ублюдок, ты все выду…
– Придержи язык! – отрезал Генрих, поворачиваясь к сыну. – Сколько я тебя знаю, ты вечно затеваешь ссоры по самым ничтожным поводам. Если даже Фульк и причинил тебе вред, то подозреваю, ты сам его спровоцировал. И впредь обращайся ко мне, когда будешь искать справедливости, а не попустительства. – Он повернулся к юстициарию. – Ранульф, поучите моего сына владеть собой. Если для усвоения урока потребуется применить ремень с пряжкой, я не стану возражать.
Де Гланвиль поднял бровь, не утратив невозмутимости:
– Да, сир.
Иоанн побелел как полотно.
– Папа, ты не можешь!.. – В его голосе боролись негодование и мольба.
Генрих обнял Иоанна за плечи:
– Ты мой младший сын. – Сейчас король говорил устало. – Однажды, и довольно скоро, тебе придется принять на себя владение этими землями, но как я могу возложить на тебя обязанности правителя, если ты, даже играя партию в шахматы, умудряешься затеять свару?
Иоанн отшатнулся от отца.
– Может быть, если бы ответственность лежала на мне уже сейчас, мне не пришлось бы
Фульк, чувствуя себя донельзя неловко, смотрел в пол и ждал от короля разрешения уйти, а также, возможно, и приказа о своей порке. Приступ гнева прошел, и сейчас его ноги были ватными, а боль на лице с новой силой дала о себе знать.
Генрих тронул изуродованный щит.
– Отнеси щит в оружейную мастерскую, пусть им там займутся, – сказал он. – Счет за ремонт пришлешь лорду Иоанну.
– Благодарю вас, сир, но я в состоянии заплатить за починку сам.
– Смотри, Фульк Фицуорин, как бы однажды твоя непомерная гордость не сослужила тебе плохую службу, – предостерег его Генрих.
Фульк склонил голову, и король удалился. Де Гланвиль остался.
– Мне казалось, что лорду Уолтеру хватит благоразумия запретить тебе разгуливать возле королевских покоев, – резко заметил он.
– Он и не разрешал ничего подобного, сэр, но мне нужно было забрать свой щит.
– Значит, лорд Уолтер не знает, что ты ушел? – с сомнением посмотрел на него де Гланвиль.
– Он отправился в аббатство, – ответил Фульк, облизнув губы. – С архидьяконом Йоркским.
– Понятно. В таком случае молись, чтобы Уолтер был в снисходительном расположении духа, когда вернется. – Юстициарий жестом разрешил юноше удалиться.
– Сэр, – поклонился молодой человек и развернулся, чтобы идти к выходу.
– И вот еще что, Фицуорин.
– Да, сэр? – Фульк остановился и оглянулся через плечо.
– Король не зря предупреждал тебя насчет гордости. На твоем месте я ходил бы с оглядкой и вообще вел бы себя весьма осторожно. Принц Иоанн наверняка затаил на тебя злобу за сегодняшнее происшествие, а память у него долгая.
Фульк приподнял испорченный щит, так что тот закрыл его от плеча до голени. И заверил юстициария:
– Я всегда осторожен, сэр.
Глава 3
Поместье Ламборн, январь 1185 года
Хависа Фицуорин открыла сонные глаза. Было утро – по крайней мере, ей так показалось: из спальни через полог кровати проникали приглушенные звуки. Зимой, когда все ставни запирали от непогоды, трудно было отличить день от ночи.
Глаза у нее припухли и слезились, а во рту было сухо: расплата за слишком бурное празднование Двенадцатой ночи [4] . Накануне они откупорили бочонок своего лучшего гасконского вина, а от танцев у Хависы разгорелась жажда.
4
Двенадцатая ночь — название языческого праздника в Англии, отмечаемого в Крещенский сочельник, в ночь с 5 на 6 января.