Лорды гор. Да здравствует король!
Шрифт:
Ох, и возликовала же я – рот до ушей. Никогда!
Матушка обхватила виски ладонями.
– Лэйрин… Прошу вас… Это сейчас так несущественно!
Я устыдилась. Она же на грани обморока, а я тут радуюсь…
Документ был подписан. Белогорье осталось в неприкосновенности, и лорды с вейриэнами, стоявшие стеной, готовой в любой момент двинуться на королевское войско, расслабились. Хелина перевела дух, когда король, поставив печать, тут же представил сопровождавшей его свите наконец-то обретенного сына – кронпринца Лэйрина Роберта Даниэля Астарга фьерр Ориэдра.
4
Король,
Путь до столицы, города Найреоса, был мучительным не столько из-за расстояния и походных неудобств, сколько из-за неприглядных картин слишком плотной и грязной человеческой жизни. Городов в Гардаунте действительно было много, еще больше – рыцарских замков, крепостей и лепившихся вокруг них деревушек. От стен одной крепости, возведенной, как правило, на возвышенности, легко просматривалась другая. Такое обилие господ народу сложно прокормить.
Я же привыкла к простору и одиночеству, к дивным ликам горцев – магов и духов, которые, как выяснилось, только и окружали меня в детстве. Даже грубые, богатырского сложения дальеги казались мне теперь эталонами красоты и чистоты по сравнению с людьми равнин.
Трудно было смотреть на этих селян и горожан, бросавших нам цветы, как на будущих подданных. Помнится, слушая чавканье конских копыт по грязи, которое не заглушали даже приветственные крики народа, я думала, что напрасно в этой стране объявили войну колдунам и ведьмам. Население было бы куда красивее.
Потом я узнала, что именно война королей рода Ориэдра против всяческих магов, начавшаяся полтора века назад, и привлекла многих простых людей в земли королевства из соседних стран, особенно западных и южных. Они готовы были тесниться, прозябать в нищете, работать из последних сил, лишь бы знать, что служат человеку. Они соглашались терпеть над собой жадную знать, уступать дорогу чванливым рыцарям, но лишь потому, что те тоже – люди. Хотя у меня впоследствии часто возникали сомнения, люди ли. Но это к слову.
Против какого-нибудь зарвавшегося барона можно взбунтоваться, рыцаря можно убить.
Против магов бунт бесполезен.
А король… Что король? Он ненавидит колдунов, значит, и он – с людьми. За людей.
Впрочем, я забегаю в своих записях далеко вперед. Тогда я об этом еще не думала, конечно.
Королевский дворец в Найреосе тоже не впечатлил: ни арок, ни башенок, ни иных изысков. Серая громоздкая цитадель, мрачная, как тюрьма. Внутри – промозглая сырость и та же вонь давно не мытых придворных тел, конское дерьмо до самой парадной лестницы, крысиный помет по углам, клопы и блохи.
Комнаты, отведенные мне, мастер Рагар каким-то способом защищал не только от людей, но и от грызунов и насекомых. Сюда не допускался никто, кроме короля. Роберт – слишком крупный кровопийца, так просто не изведешь.
Как-то перед сном я спросила наставника, как ему удается такая совершенная охрана.
– Нас же называют
– Здорово! – восхитилась я. – Я бы хотел обучиться такому умению.
– Вы же не вейриэн, ваше высочество, и никогда им не станете. И пока вы не маг. Даже если таковым станете, у вас будет другой путь.
Обидно слышать чистую правду, но я недолго дулась: Рагар действительно стал мне и наставником, и отцом, и матерью, и другом. Благодаря его охране и обучению, да еще матушкиному волшебству, меня не раскусили в первые же дни.
Рядом с покоями оборудовали комнату для мытья брезгливого наследника, не желавшего посещать королевскую купальню. Никаких пажей и служанок в свите, упаси боже. Ну и что, что не по статусу. Принц же дикарь пещерный, в логове рос, привык к суровой жизни воина, угу. И в договоре сказано: мне служат только вейриэны. Извольте соблюдать.
Жизнь при дворе оказалась кошмаром. Особенно доставалось от сестер.
Когда принцессы выходили с папенькой к народу на огромный дворцовый балкон, чернь млела и рыдала от умиления, глядючи на розовощеких ангелиц с золотыми кудряшками и глазами всех оттенков синего. Куколки в бело-розовых платьицах, лентах и кружевах, рюшечках и цветочках. Пена и сопли. Три пары погодок: Адель и Агнесс, Берта и Беатрис, Виола и Виолетта.
Я портила богоугодную картину угрюмой бледной рожей, злыми зелеными глазами и прямыми черными волосами. Уродина, что и говорить. «Прелестный ребенок» – это не ко мне. К шести старшим сестрам. Вот они, о да, были прелестны. «Гаденыш» – это ко мне. Любимое прозвище. «Дикарь», «урод» – это тоже ко мне. Сестрички в моем восхитительном детстве меня иначе и не называли, когда папенька не слышит.
Ненавидели они меня люто. Впрочем, при дворе никто меня не любил. Да и с чего бы вдруг? Придворные подобострастно кланялись, а за спиной шептались про «ублюдка».
Ко мне тысячекратно вернулись пакости и насмешки, куда худшие, чем я себе позволяла с Диго. Теперь на собственной шкуре узнала, каково это. Как и он, я молча сносила словесные шпильки, научилась у Рагара делать бесстрастную ледяную физиономию и повторяла в уме спряжения глаголов сложного языка северян и древние тексты айров.
Разбилась ваза, порвалось кружево, запачкалось платье – принц виноват, хотя меня и рядом не стояло. Я вытряхивала камни из сапог, колючки от роз или что похуже из карманов, расплетала завязанную узлом сбрую моей лошади – фантазия шести ангелочков была неистощима.
От этих покушений Рагар меня принципиально не защищал: разбирайся сама. Главное, чтобы колючки были без яда, за этим он следил, но из карманов не убирал, гад.
Старшие сестры А. особенно лютовали. Можно понять: брат лишил их матери, а одну из них – завидного северного жениха. Адель и Агнесс никак не могли решить, которую из двух. Обе мечтали о короне императрицы Севера.