Лось 1-1
Шрифт:
— Отдай мне, я сохраню.
— Мишечка! — внезапно бросилась она передо мной на колени, — Ты ведь не веришь, что это он?!
— Не верю, конечно! — поднять девушку не получилось, пришлось самому опуститься на пол и обнять, — Расскажи-ка мне, подруга, что за история с конфетами?
Юля попыталась отстраниться, но я ее держал крепко, гладя по волосам. Бабуля, гордись мною, я твой верный ученик!
— Мишка пришел тогда… сначала просто подкалывал… а потом слово за слово… они с Максом так сцепились!!! А я подумала, может и вправду
— А ушел Мишка до или после твоего демарша?
— Не помню, тогда все так завертелось… Вроде бы после. Да, точно после! Я как раз из кухни выскочила их разнимать!
— Ну-ну, не плачь, — продолжил гладить роняющую слезы девушку по голове.
Все сложилось, третья ниточка тоже привела к тому же человеку. Вроде бы самый момент привлечь Потеевскую, но я человек собственного времени — «кровавая гебня» «стопятцот мильонов невинно замученных»… Даже моя нынешняя собственная принадлежность к этой конторе не смогла перевесить вбитые стереотипы.
— Зачем? — спросил, делая глоток традиционного пива.
— Что — зачем? — притворился ничего не понимающим Мишка.
— Знаешь, в чем моя беда?
— Ты сегодня загадками изъясняешься. Но если тебе угодно — нет, не знаю.
— А я объясню! — сказал, и чокнулся с его бутылкой, — Мою бабушку зовут адмирал Погибель,
— Итить…
— Вот-вот, сам офонарел, когда узнал. Но воспитывался я не в клане, поэтому сам не всегда знаю, что могу, а что нет… Ты не представляешь как обидно понимать, что мог бы с самого начала поговорить со всеми под искрами, а в результате пришлось савраской носиться, докапываясь до истины!
— Да что ты понимаешь?! — дернулся Мишка, вскакивая из-за стола, — Что ты можешь понимать?! Тебе же все на блюдечке поднесли — учись, не хочу!!! Это мне пришлось к бабкиным предкам на поклон идти! А они еще носы воротили!!!
— Ты думаешь, меня с распростертыми объятьями приняли? — спокойно спросил, наблюдая за его метаниями.
— А, скажешь, нет?! — Мишка стукнул бутылкой по столу, — Да я, когда узнал, с кем жил под одной крышей, охренел по-полной! А мне знаешь, что сказали?! — драматическая пауза собеседнику не удалась, — Не трожь!!! Молчи!!! Чем ты?!! Чем ты лучше меня?!!
— Наверное тем, что не хотел ни под кого прогибаться.
— Да пошел ты!!! Легко говорить, когда любое действие к успеху ведет, а ты попробуй сам, своим умом пробиться!!!
— Миш, хорошо, про себя я все понял, Макс-то при чем? Вот он своим умом пробился, никакой клановой поддержки не имел. Он-то с какого бока?
— Да всем, всем!!! Ах, Максик, какой талант! Ах, Максик, какой гений! А то, что Миша его сырые идеи до кондиции доводил, это уже не считается?!
Мишка принялся разоряться, перечисляя мнимые и настоящие обиды, а мне надоело.
— Алексей Игоревич, все слышал? — шепнул в закрепленный микрофон.
—
— Да так ему и надо!!! — продолжил свою обличительную речь Рыбаков.
Я могу сколько угодно повторять — недодумал, недооценил… Неизвестно откуда взявшийся в Мишкиной руке пистолет изрыгнул пламя точнехонько в живот появившегося в выломанной двери капитана. Вторая пуля, предназначенная мне, просвистела много выше из-за удара ворвавшегося бойца спецназа.
— Проследи… за Лизой… Маша… — невидящие глаза уставились в потолок.
Опустился на колени рядом с остывающим телом:
— Алексей Игоревич… как же так?..
За моей спиной вязали Рыбакова, незнакомые люди в бронежилетах заполнили маленькую кухню нашего бокса… А я все смотрел в лицо Угорину, отказываясь принимать произошедшее.
Трагедией на кухне история не закончилась.
Две недели в казематах, допросы… Даже на похороны Угорина не отпустили, хотя я слезно просился. Тупая гибель капитана тяжким грузом лежала на совести.
Дни ожидания сменились трибуналом. С мелькнувшей надеждой увидел в тройке Синицину, но приговор все равно припечатал:
— Неподчинение приказам… несоблюдение субординации… отставка…
Собирая вещи в своем боксе, разделяемом раньше с двумя «М», поражался накопленному количеству: то мое шмотье к Любе уехало, то Зайки в порыве праведного гнева отправили одежду на свалку. Как приехал в Муромцево с полсумкой, так и собирался уезжать, разве что капитанскую форму с наградами миновала участь оказаться в мусорке. Не то, чтобы переживал, но не медальки к юбилею, а боевые награды.
— Ты как? — появился на пороге пустой комнаты поседевший исхудавший Макс.
— Жить буду.
— Жалеешь?
— Разве что о смерти Угорина.
— Да, Алексея Игоревича жаль. Мне в *** предлагают перебраться.
— Поздравляю! Здесь, значит, не хочешь?
— Не после всего. Поехали со мной?
Мне плевать было, где сейчас очутиться, просто плевать!
— Поехали!
На кладбище было хорошо, покойно. Цвели цветы, пели птички, шумели березы, а с металлического креста мне улыбался растерянной улыбкой Угорин — для могилы Лиза выбрала свадебное фото полугодовой давности.
— Эх, Лёха, Лёха…
Наедине с собой я мог так к нему обращаться, это Масюня был его больше чем на двадцать лет младше, а я, считая прожитые здесь два года, на десять старше — такая вот арифметика.
Вообще-то я, как и Макс, предпочитал по водочке, но ради последней встречи с капитаном разорился на его любимый коньяк и теперь пристраивал стопку на свежем холмике.
— Лёха, Лёха…
Наши Угорина любили, хорошее отношение чувствовалось и в заботливо сколоченной скамеечке, и в уже сделанной оградке, даже цветы перед крестом лежали свежие, а не искусственные.