Лощина
Шрифт:
— Мне никогда не удавалось что-то сделать, чего-нибудь добиться…
Эдвард произнес эти слова таким странным тоном, что она внимательно на него посмотрела. Он улыбнулся, и она снова ощутила, что очень привязана к нему.
— Может быть, это даже мудро!
— Что именно?
— Ничего не делать.
— И это говорите вы, вы — преуспевающая женщина!
— Я преуспеваю? — возмутилась она. — Вы что, смеетесь надо мной?
— Нет, что вы. Вы — художница, вы можете собой гордиться.
— Многие
— Вам не хочется спокойной и тихой жизни? — спросил он.
— Иногда мне кажется, что я хочу больше всего на свете именно этого!
— Такая жизнь, Генриетта, ждет вас в Айнсвике. Там вы могли бы быть счастливой. Даже… Даже, если вам нужно будет привыкнуть к моему присутствию. Что вы думаете об этом? Айнсвик вас ждет. Это — ваш дом навсегда.
Она медленно повернулась к нему.
— Эдвард, — сказала она очень тихо, — я очень, очень к вам привязана, поэтому мне так трудно продолжать говорить вам «нет».
— Значит, нет?
— Мне больно и трудно вам это говорить, но — нет!
— Вы и раньше говорили мне «нет», но я надеялся, что сегодня ответ может измениться. Еще я хочу спросить вас, Генриетта: вы сейчас были счастливы? Вы ведь не можете этого отрицать?
— Я была очень счастлива!
— Мы оба были счастливы, и вы, и я. Мы вспоминали Айнсвик, говорили о нем. Неужели вы не понимаете, что это значит?
— К сожалению, Эдвард, это значит, что только что мы жили в прошлом.
— В прошлом не было ничего плохого!
— Вы правы, но вернуться назад невозможно. После продолжительного молчания он спросил удивительно спокойно:
— Это правда, Генриетта, что вы не хотите выйти за меня замуж из-за Джона?
Она молчала, и он продолжал:
— Значит — правда! Если бы не было Джона, вы бы не противились.
Она сказала резко и твердо:
— Я не представляю себе мир без Джона! Поймите это!
— Если это так, то почему он не разведется и не женится на вас.
— Джон никогда не думал о разводе. А если бы он это сделал, не думаю, что у меня появилось бы желание выйти за него замуж. Речь не идет о… Речь совершенно не о том, о чем вы думаете!
После некоторого молчания он тихо произнес:
— Джон… Как много в этом мире Джонов!
— Напрасно вы так думаете, — живо возразила она. — Таких, как он, очень мало.
— Если это так, то чем лучше! Я просто высказал
— Лучше будет, если мы вернемся.
Глава VII
Когда закрылась дверь дома и Герда села за руль, у нее возникло чувство, что она едет в ссылку. Ей казалось, что ее насильно выгнали из дому. Предстояли эти кошмарные выходные, а дома ждало еще столько дел, которые она не успела сделать.
Будут ли дети слушаться гувернантку? Она не пользуется у них большим авторитетом.
Поглощенная своими невзгодами, она нажала на педаль стартера — безуспешно. Нажала еще раз — опять осечка.
— Я думаю, Герда, — сказал Джон, — что автомобиль пойдет лучше, если ты включишь зажигание.
— Ну и дура же я!
Она быстро взглянула на Джона, опасаясь, как бы ее глупость не вызвала у него раздражения, и с большим облегчением убедилась, что он улыбается. Помилована. «В виде исключения, — подумала она: он так счастлив, что едет в „Долину“, что на мелочи не обращает внимания».
Машина тронулась с места, — может быть, излишне резко. Герда вернулась к недавнему разговору.
— Может быть, не надо было говорить при детях о своем отвращении к больным? Конечно, это была шутка, я понимаю, но дети, особенно Терри, понимают все так буквально.
— Наоборот, — возразил Джон. — Терри уже иногда реагирует как надо. Не то что Зена. В каком возрасте женщины, наконец, перестают жеманничать?
Герда тихо засмеялась, понимая, что Джон ее дразнит, но осталась при своем мнении.
— Мне все-таки кажется, Джон, что детям следует понять, что профессия врача требует преданности делу и самоотречения.
— О, господи! — простонал Джон.
В этот момент у Герды возникла очередная серьезная проблема. Они приближались к светофору, зеленый свет горел уже давно. Она была уверена, что сейчас зажжется красный свет, и притормозила. Сигнал оставался зеленым. Джон, решивший никогда не делать Герде замечаний по поводу методов вождения машины, не смог удержаться и спросил, почему она тормозит.
Она нажала на акселератор, машина рванулась вперед и остановилась на середине перекрестка — заглох мотор. Загорелся красный свет. Машины, рванувшиеся на перекресток слева и справа, яростно сигналили.
— Ну, дорогая, хуже тебя водителя быть не может! Замечание было сделано даже весело.
— Эти сигналы ужасны. Никак не угадаешь, когда они изменятся.
Джон искоса взглянул на Герду. У нее был очень несчастный вид. Он подумал, что вечно что-то ее мучает и что просто невозможно жить вот так, в постоянной тревоге. Впрочем, недостаток воображения помешал Джону прочувствовать состояние жены.