Лощина
Шрифт:
– Не совсем. Я жила в Ирландии. В Эйнсвик все приезжали по праздникам – Эдвард, и Мидж, и я. На самом деле это был дом Люси. Он принадлежал ее отцу, а после его смерти перешел к Эдварду.
– Не к сэру Генри? Титул, однако, у него.
– Кавалер Ордена Бани [58] ! – объяснила она. – Генри – всего лишь дальний кузен.
– К кому перейдет Эйнсвик после Эдварда Энкейтлла?
– Как странно! Никогда об этом не думала. Если Эдвард не женится… – Она замолчала, и тень прошла по ее лицу.
58
Орден
Эркюлю Пуаро захотелось узнать, какие мысли роятся у нее в голове.
– Наверное, – медленно проговорила Генриетта, – Эйнсвик перейдет к Дэвиду. Так вот почему!
– Что почему?
– Почему Люси пригласила его. Дэвид и Эйнсвик?.. – Генриетта покачала головой. – Они как-то не подходят друг другу.
Пуаро показал на тропинку перед ними.
– По этой тропинке, мадемуазель, вы пришли вчера к плавательному бассейну?
Она вздрогнула.
– Нет, по той, что ближе к дому. Этой тропинкой пришел Эдвард. – Она внезапно повернулась к Пуаро. – Хватит об этом! Я ненавижу этот бассейн. Я ненавижу даже «Лощину»!
Пуаро тихо продекламировал:
Ненавижу страшную лощину, за темным лесом скрытую вдали,Красный вереск покрыл уступы; они алы, как губы в крови.Словно рот кровавый, лощина холодным ужасом дышит,О чем ни спросишь там эхо – в ответ только «Смерть!» услышишь [59] .Генриетта повернула к нему удивленное лицо.
– Теннисон, – сказал Эркюль Пуаро, с гордостью кивнув головой. – Стихи вашего лорда Теннисона.
59
Цитата из поэмы «Мод» (1855) английского поэта Викторианской эпохи Альфреда Теннисона (1809-1892).
– О чем ни спросишь там эхо… – повторила за ним Генриетта, затем произнесла тихо, почти про себя: – Ну конечно… так и есть… Эхо!
– Эхо? Что вы имеете в виду?
– Эта усадьба… Сама «Лощина»! Я почти поняла это раньше… в субботу, когда мы с Эдвардом отправились на прогулку к холмам. «Лощина» – эхо Эйнсвика! И мы все Энкейтллы! Мы не настоящие… не такие живые, каким был Джон! – Она снова повернулась к Пуаро. – Как жаль, что вы не знали его, мосье Пуаро! Мы все – тени по сравнению с Джоном. Джон был по-настоящему живым!
– Я понял это, мадемуазель, когда видел его умирающим.
– Знаю. Это чувствовал каждый. И вот Джон мертв, а мы – эхо! Мы существуем. Это, знаете ли, похоже на скверную шутку.
С лица Генриетты исчезла молодость, губы искривила горечь внезапной боли. Когда Пуаро спросил ее о чем-то, она не сразу
– Извините. Что вы сказали, мосье Пуаро?
– Я спросил, нравился ли вашей тете, леди Энкейтлл, доктор Кристоу?
– Люси? Между прочим, она мне кузина, а не тетя… Да, он ей очень нравился.
– А ваш… тоже кузен… мистер Эдвард Энкейтлл… ему нравился доктор Кристоу?
– Нет, не очень… но, в общем, он почти не знал его.
«Ее голос, – подумал Пуаро, – звучит несколько натянуто».
– А ваш… еще один кузен? Мистер Дэвид Энкейтлл?
Генриетта улыбнулась:
– Дэвид, я думаю, ненавидит всех нас. Он проводит время, заточившись в библиотеке, читает «Британскую энциклопедию».
– О! Серьезный юноша.
– Мне жаль его. У него тяжелая обстановка дома… Мать – человек неуравновешенный… инвалид. Единственный его способ самозащиты – чувствовать свое превосходство над окружающими. Если это ему удается – все в порядке, но иногда эта защита рушится, и тогда виден истинный Дэвид, легкоранимый и уязвимый.
– Он чувствовал свое превосходство над доктором Кристоу?
– Пытался… но, мне кажется, из этого ничего не получалось. Я подозреваю, что Джон Кристоу был как раз таким человеком, каким хотел бы стать Дэвид… В результате – он питал к Джону отвращение.
Пуаро задумчиво кивнул головой:
– Да… Самонадеянность, уверенность, мужество – черты сугубо мужского характера. Это интересно… очень интересно.
Генриетта ничего не ответила.
Сквозь каштаны, внизу у бассейна, Эркюль Пуаро увидел человека, который, наклонившись, казалось, что-то искал.
– Интересно… – снова тихо повторил Пуаро.
– Что вы сказали?
– Это кто-то из людей инспектора Грэйнджа, – ответил Пуаро. – Он как будто что-то ищет?
– Наверное, улики. А что еще могут искать полицейские? Пепел от сигарет, следы башмаков, обгорелые спички? – В голосе Генриетты была горькая насмешка.
– Да, они ищут все это, – серьезно ответил Пуаро, – иногда находят. Но настоящие улики, мисс Сэвернейк, в деле, подобном этому, обычно нужно искать в личных отношениях людей, связанных с преступлением.
– Я что-то не понимаю вас.
– Важны мелочи! – сказал Пуаро. Он сидел, откинув голову назад, полуприкрыв веками глаза. – Не сигаретный пепел или отпечатки резиновых каблуков, а жест, взгляд, неожиданный поступок…
Генриетта, резко обернувшись, пристально посмотрела на него. Пуаро почувствовал этот взгляд, но не повернул головы.
– Вы имеете в виду… что-нибудь определенное?
– Я думал о том, как вы, шагнув вперед, взяли револьвер из рук миссис Кристоу, а затем уронили его в бассейн.
Он почувствовал, что она слегка вздрогнула, но голос ее остался таким же ровным и спокойным:
– Герда, мосье Пуаро, довольно неуклюжий человек. В состоянии шока она могла бы выстрелить и, если в револьвере была еще пуля… поранить кого-нибудь.
– Однако было очень неуклюже с вашей стороны уронить револьвер в воду, не правда ли?
– Видите ли… У меня тоже был шок… – Генриетта помолчала. – На что вы намекаете, мосье Пуаро?
Пуаро выпрямился, повернулся в ее сторону и заговорил обычным деловым тоном: