Лошадь, которая потеряла очки
Шрифт:
– Сними сию же минуту мох с моих иголок! Я этого терпеть не могу! – И всё никак не хотел угомониться, как Лошадь ни убеждала его, что здесь могут встретиться всевозможные опасности.
«Наверное, Ёжик перепугался и сейчас грубит со страху», – предположила она, решив не обращать внимания на его капризы.
Вдруг как из-под земли возникла Собака:
– Скоро будет поле, а за ним – большущий дом. Вы пришли!
Она развернулась и, бросив напоследок какой-то умоляющий взгляд на Лошадь, медленно затрусила по тропинке
– Стой! – завопила Лошадь. – Остановись! Разве ты не собираешься дойти с нами до конца? Мы ведь не знаем, что там такое. Трое – хорошо, а четверо – лучше. Я была бы тебе очень признательна.
– А я обойдусь и одна! – фыркнула Ворона.
Собака страшно обрадовалась. Она взлайнула и припустила по тропинке с такой скоростью, что Лошадь, почувствовав себя просто черепахой, встряхнулась и заспешила следом.
Лес кончился, впереди был широкий луг. А сразу же за ним виднелось большое кирпичное здание, и его громадная дымовая труба торчала наподобие мачты корабля. Вдоль луга тянулась песчаная дорога, пустынная, как воскресное утро.
Собака давно успела добежать до здания и теперь увлечённо обследовала его. А Ворона уже сидела в дозоре на трубе. Лошадь прибавила ходу, запыхавшись, подскакала к Собаке и от усталости присела на задние ноги…
Плюх! – бедный Ёжик, разумеется, опять свалился наземь. И то, что он произнёс, поднявшись, показалось Лошади удивительно знакомым.
«Это, должно быть, молокозавод, – подумала Лошадь, когда к ней вернулась способность соображать. – Автомобилей на дворе не видно. Стало быть, здесь нет и людей», – заключила она.
В некоторых окнах стёкла были выбиты, черепичная крыша поросла мхом, а дорожки – травой. Даже по дороге стелились жухлые былинки.
«Заброшенное место – пустое, как рукав от шубы», – размышляла Лошадь, оглядывая здание. Вид у него был совсем не страшный, а, наоборот, истосковавшийся. Лошадь осмелела и подошла к двери. Легонько толкнула, и – смотри-ка – дверь со скрипом отворилась. Лошадь и сама не заметила, как очутилась внутри.
Маленький коридор вёл в высокий просторный зал. Шаги гулко отдавались в нём, и Лошади стало страшновато. Она принялась было беззаботно насвистывать, но ничего не получилось. Тогда она попыталась запеть «Хуммани-хей!», но позабыла все слова. Лошадь остановилась, и эхо остановилось вместе с ней, только немного медленнее – как и полагается настоящему эху.
– Есть тут кто-нибудь? – крикнула Лошадь.
И эхо отвечало:
– Нибудь…
– Есть или нет? – снова крикнула она.
Эхо ответило тихонько:
– Нет…
Лошадь поверила и вышла на середину зала. В окна сочился пыльный серый свет, а от цементного пола несло сыростью.
Большие заржавленные молочные баки валялись у самой дальней стены, возле двери, – она, наверное, вела в другие помещения. Лошадь принюхалась и почуяла, что в воздухе всё ещё витает коровий запах.
«Может,
Лошадь успокоилась и свистнула Собаке. Та вихрем ворвалась внутрь с Вороной на спине. Ворона подозрительно оглядывалась: после ночёвки в пещере врождённый страх перед закрытыми помещениями опять вернулся к ней. Ёжик вошёл последним, осторожно отмеривая каждый шажок.
– Вот мы и на месте! – объявила Лошадь им и самой себе. – Мы добрались. Путешествие закончено. Карта, которую дала Мышь, тут кончается. Так что… вот. Мы остаёмся здесь. Или, может, кто-нибудь иного мнения?
– Оно такое большое… – прошептал Ёжик.
– И тут потолок! – заявила Ворона сварливым тоном.
Даже Собака казалась слегка растерянной.
– Что скажешь? – обратилась к ней Лошадь. – Неплохое жильё?
– Здесь нет дерева, из которого можно вырезать фигурки, – выдавила из себя наконец Собака, избегая смотреть Лошади в глаза. – Ты не обижайся, что я привередничаю, но ведь дерева-то нету…
Тут Лошадь поняла, что нужно быстренько что-то придумать, иначе она останется одна со своим молокозаводом. Именно теперь, когда она начала привыкать, что рядом есть друзья!
– Мы наверняка найдём здесь комнаты поменьше, для каждого – свою! – сказала Лошадь Ёжику.
– И погляди-ка: вон в потолке дырявое окно – прямо на улицу! – показала она Вороне.
– Мы наберём деревяшек в лесу и принесём сюда, в дом! – ответила она Собаке и смущённо умолкла.
Всё это звучало довольно разумно. Ёжик призадумался. И Ворона призадумалась, и Собака тоже. Наконец, один за другим, они начали осторожно соглашаться. Но Ёжик, казалось, опять засомневался.
– А зачем нам здесь оставаться? – спросил он. – А вдруг кто-нибудь придёт? А что мы тут будем делать?
– Ты-то в любой момент можешь выставить свои иглы! – сказала Ворона, покосившись на Ёжика. – Говорят, их даже медведи боятся!
– Меня немножко знобит, – вдруг пожаловалась упавшим голосом Собака, – и кушать очень хочется.
Лошадь что есть сил закрутила всеми шариками в голове – хорошо ещё, что не слышно было, как они стукаются друг о друга. В самом деле, зачем они здесь?
Она решила ответить на этот вопрос:
– Я здесь потому, что потеряла мои очки… да! А Ёжик здесь потому, что мне нужен был штурман. К тому же Ёжик умеет разводить костры. Ворона прилетела, потому что думала, что нам без неё не справиться. Собака отправилась с нами, потому что мы нуждались в провожатом. А теперь, когда мы тут, – начнём что-нибудь делать!
Лошадь замолкла. Что-нибудь делать, конечно… только что? Она посмотрела в окошко. Печальное поле расстилалось там, как колючее одеяло.