Лошадиный Суп
Шрифт:
Встречи с Бурмистровым проходили регулярно по первым понедельникам каждого месяца.
В декабре она приехала к памятнику с температурой 38 и, истекая соплями, с трудом съела мясное рагу под стоны Бурмистрова; в апреле после жирной осетрины ее сильно мутило; в мае, наевшись перепелок с брусникой, она проснулась ночью с криком: ей приснился Бурмистров, выпускающий изо рта толстенного питона; в июле после печени в сметане она мучилась страшными резями в животе. А в августе она загорала на пляже в Коктебеле, положив голову на пухлую, поросшую рыжими волосами грудь Ильи.
Бурмистрова
– Ну, это нэ!
– топала она на себя ногой во время игры на скрипке, когда пальцы не повиновались.
– Это нэ!
– качала она головой, глядя на очереди в магазинах.
– Это нэ-э-э...
– шептала она в ухо Илье, когда он ее быстро заставлял кончить.
Однажды, торопясь на встречу с Бурмистровым, она отказалась пойти с Ильей на закрытый просмотр "Из России с любовью".
– У тебя кто-то появился?
– спросил догадливый Илья.
– Лошадиный Суп, - весело ответила она.
– Что это?
– Ты не поймешь.
Как и Володе, она ничего не сказала Илье.
Наступил 1982 год. Умер Брежнев. Умер Редди, отравившись крысиным ядом. Оля перешла на третий курс и за 1600 рублей купила себе скрипку немецкого мастера Шнейдера, соврав родителям, что инструмент ей отдала отчисленная и вышедшая замуж за грузина подруга. С Бурмистровым она продолжала встречаться на той же самой квартире. Она настолько привыкла к реву Лошадиного Супа, что не обращала на него внимания, а думала о поглощаемой еде:
"Мало гарнира... и цветная капуста просто отварная, а не обжаренная в сухарях... но мясо хорошее... и салат свежий..."
Получив деньги, она шла в ближайшую столовую, брала стакан теплого компота и быстро выпивала стоя. Деньги больше не копила, а просто тратила на себя.
Так прошло еще полгода.
Потом что-то стало происходить с едой, которую предлагал ей Бурмистров. Еды не стало меньше, и она по-прежнему оставалась хорошего качества, но она стала измельчаться. Мясо, рыба и овощи разрезались на маленькие кусочки, и все подавалось как салат. Оля ела, не задавая липших вопросов, Лошадиный Суп выл своё "это нэ-э-э!". Наконец еда измельчилась настолько, что трудно было понять, что ест Оля - перед ней ставилась тарелка с тщательно перемешанной окрошкой из мяса (или рыбы) и овощей.
"Еще накормит чем-нибудь..." - недоверчиво смотрела она на полную тарелку, но, пробуя, понимала, что это всё та же нормальная еда, и успокаивалась.
Однажды Бурмистров поставил перед ней тарелку с ежемесячной порцией окрошки, но окрошка занимала только одну половину тарелки; другая половина была пуста.
"Что это за фокусы?
– нахмурилась Оля.
– Другую половину он сам съел?"
Но молча взяла вилку и стала есть мешанину из мяса индейки, салата и вареного картофеля. Бурмистров в этот раз выл особенно протяжно. Его плешь ходила ходуном, руки конвульсивно тискали подушку.
–
– блеял он.
Доев, Оля положила вилку и встала.
– Вы не доели все...
– хрипло пробормотал Лошадиный Суп.
– Доешьте, пожалуйста...
Оля посмотрела на пустую тарелку:
– Я все съела.
– Вы не доели другую половину.
– Я все съела. Посмотрите. Вы просто не видите.
– Я вижу лучше вас!
– визгливо выкрикнул он.
– Вы не доели другую половину! Там тоже еда!
Оля непонимающе смотрела:
"Он что - спятил?"
Бурмистров заворочался на полу.
– Ольга, не мучьте меня, ешьте!
– Но тут нечего...
– нервно усмехнулась она.
– Не мучьте меня!
– закричал он.
Она опустилась на стул.
– Ешьте, ешьте, ешьте!
"Сбрендил!" - вздохнула Оля, взяла вилку и, зачерпнув невидимой еды, отправила ее в рот.
– И это нэ-э-э! И это нэ-э-э-э!!
– завыл Бурмистров.
"Театр мимики и жеста!" - усмехнулась про себя Оля, медленно поднося вилку ко рту, беря с нее губами невидимую пищу, жуя и глотая.
Ей даже понравилась такая игра. Поев так, она положила вилку.
– Там еще немного осталось... ну не надо... это... что вы торопитесь...
– стоная, забормотал Бурмистров.
"Ну, зануда!" - Оля доела невидимое.
Он заплатил ей, как обычно, 100 рублей и, помогая одеться, сообщил:
– Ольга, мы теперь будем встречаться на другой квартире, так что приходите через месяц не к Пушкину, а на Цветной бульвар.
– И где там?
– У рынка. В то же время.
Оля кивнула и вышла.
Квартира на Цветном бульваре была намного лучше предыдущей: трехкомнатная, уютная, богато обставленная, с высокими потолками. Бурмистров принимал Олю в гостиной. Обеденный стол был со вкусом сервирован: серебряные приборы на хрустальных подставочках, фарфоровые тарелки, салфетка в серебряном кольце. Но хлеба и напитков по-прежнему не было. И по-прежнему тарелка была наполнена только наполовину. Бурмистров стоял перед столом, держа наготове серебристо-розовую шелковую подушку.
"Прямо как на экзамене, - покосилась на него Оля, приступая.
– Ага... мясо с грибами... А у него новый костюм... Он что, разбогател?"
Лошадиный Суп завыл в подушку.
Оля съела видимую половину. Потом невидимую. Ела спокойно, не торопясь.
Ничего не сказав, Бурмистров отсморкался, как всегда, и дал ей деньги.
"И все-таки, почему я?
– думала она, идя к метро.
– Уже два года... С ума сойти! И только я... Столько женщин в Москве... Он сильно болен... Шизофреник? Или это по-другому как-то называется... Надо в "Пассаж" зайти, у меня с колготками катастрофа... Хороший день сегодня..."
Встречи продолжались с деловой регулярностью. Но видимой еды на тарелке становилось все меньше и меньше. Зато росла невидимая часть, и Оля старательно ела невидимую еду, наклоняясь к тарелке, боясь просыпать, вытирала губы, жевала и в конце тщательно сгребала остатки вилкой и отправляла в рот заключительную порцию.