Ловцы душ
Шрифт:
Машина остановилась. Меня снова дернуло, в лицо пахнуло холодом. Вернулась дрожь, отозвалась болью во всем теле. Я громко застонала. Тряска, грохот дверей, быстрые шаги по кафельному полу, короткие отрывистые фразы, мелькание огней, суета...
Еще уколы. Снова холод по вене. И блаженство...
Долгий сон, снова боль - и уколы, дарящие эйфорию. Тошнота, во рту сухо.
– Пить...
Губ коснулась свежесть, я жадно втянула ее - с привкусом лекарств, самую каплю с сырой ткани. Хорошо...
– Сейчас-сейчас.
Пожилой врач тут же подскочил, вгляделся в мое лицо, посветил фонариком в глаза. Я сморщилась.
– Руку...
Он догадался, подвинул. Фух, слава богу.
– Как вас зовут?
– пытливо поинтересовался он.
– Анна, - смогла выдавить я.
– Что... со мной?
– Теперь уже все в порядке, - улыбнулся он, отчего вокруг глаз собрались морщинки.
– Теперь сто лет проживешь, в рубашке родилась.
От этих слов почему-то защипало в носу, глаза затуманились и по щекам потекли ручейки. Я всхлипнула, и, как ни странно, стало легче.
– Ну-ну, не надо плакать, - он заботливо вытер мои щеки бинтом.
– Все уже позади. Самого страшного не случилось, будешь бегать еще лучше, чем раньше. На свадьбу-то пригласишь?
Я разрыдалась.
Он вздохнул, жестом позвал медсестру, та вошла со шприцом в руке. Через минуту веки отяжелели, напряжение отпустило, и, засыпая, я подумала, что нужно позвонить ему. Кому ему? Не знаю. Откуда-то издалека донеслись слова:
– Марин, выйди, скажи Татьяне, пусть идет домой, поспит. Жива ее крестница, пришла в себя, теперь можно не волноваться. Она и так, бедная, трое суток тут.
– Хорошо, Владимир Петрович. А она родственница, что ли?
– Нет, даже не знакомая. Видишь, как человек относится к работе? С того света вытащила девчонку. Если бы не она...
И все погрузилось в вязкую теплую темноту.
13
Сон... Он встревожил меня, заставил вспомнить что-то важное. Я слышала смех, чувствовала тоску по кому-то, но ни имени, ни образа - ничего. Голос... Он звучал так знакомо, звал меня, тянул - но я не могла вспомнить, чей он. До боли напрягала память, тянулась на зов, но тщетно - будто стена встала между мной и тем, кто звал меня.
Проснулась в слезах на мокрой подушке. Медленно открыла глаза - утро, самый рассвет. По стенам - отсветы розовых лучей. Пахнет лекарствами. Тихо, только где-то в коридоре какое-то движение. Прислушалась к себе: да, это я, живая и закованная в гипс. Шея сжата чем-то жестким.
– Простите, я вчера слишком была... в общем, даже не сказала вам спасибо.
Он кивнул.
– Не за что. Это моя работа, а благодарить будешь бога за то, что осталась жива, да и то, когда встанешь на ноги.
– А вы говорили вчера о девушке, что меня спасла...
– Татьяне? Да, это настоящее чудо. Не каждому врачу так посчастливится - вытащить пациента из лап костлявой, - он задумался.
– Побольше бы такого везения. А Таня наш врач, со "скорой". Ты теперь ей как крестница, - усмехнулся, - она тут как тень бродила, все о тебе спрашивала. Сейчас дома, поди, отсыпается. Но придет, наверняка.
– А можно мне ее увидеть?
– прошептала я.
– Да пустим, теперь-то можно, - улыбнулся он.
– Она и сама захочет войти.
Сердце застучало сильнее. Я увижу ту, что спасла мне жизнь! Что сказать ей? Как отблагодарить? И еще...
– Доктор?
– Да?
– Со мной что-то странное... Не могу понять...
Врач посмотрел очень внимательно.
– Что-то не так? Болит? Как? Тянет, режет?
– Я... я не знаю. Я как будто другая. Хочется плакать, на душе тяжесть, и такие сны...
– Это шок, он пройдет, не волнуйся. А ты как хотела? Тебе пришлось пережить серьезное потрясение, и понадобится время, чтобы все вернулось - и чувства, и ощущения. Ты хорошо все помнишь? Нет ощущения провалов?
– Нет, я все помню, но... Как будто это все не со мной было. Как будто другой человек.
– Пока не нужно напрягаться, давай подождем, пока ты восстановишься? Ушиб мозга - это не шутки. Тебе нужно поменьше думать, побольше спать. И, конечно, не переживать и не нервничать. Договорились?
Я опустила веки. Врач легко пожал мои пальцы и вышел.
Вот моя действительность теперь: неподвижность, бинты, нудная тупая боль. Мне сказали, нужно пытаться шевелиться. Я пыталась, и каждый раз в живот словно всаживали нож.
– Так надо, - терпеливо повторяла медсестра.
– Быстрее заживет и спаек не будет.
Я слушалась и снова поворачивалась, превозмогая боль. Стискивала зубы. Плакала. Уставала и проваливалась в дремоту. А когда просыпалась - одна, вспоминала. Вернее, мучительно пыталась понять, кто был для меня важен, чем я жила, почему сейчас я не чувствую тяги и тоски по знакомым, друзьям? Родных у меня нет - давно умерли и родители, и бабушка. Никто не ждет меня дома. Никто не тревожится.