Ловцы душ
Шрифт:
У меня даже появился поклонник. И я, привыкшая к мужскому вниманию и легко отталкивающая назойливых ловеласов, испытывала что-то сродни благодарности за то, что и тут, в таком неприглядном виде, умудрялась чувствовать себя женщиной. Молодой врач, войдя однажды в палату, бросил на меня быстрый взгляд и покраснел. Смущенно уткнулся в историю болезни, сделал вид, что погружен в чтение. Мне польстило его поведение: значит, я еще привлекательна.
– Меня зовут Александр Евгеньевич. Буду наблюдать вас. Есть ли какие-то
Я усмехнулась. Какие у меня, распятой в гипсовом корсете, могут быть жалобы? Вспомнилась шутка из кинофильма.
– Есть жалобы.
– Слушаю, - он нахмурился и с самым серьезным лицом приготовился записывать.
– Нет счастья в жизни, - вздохнула я.
Он кашлянул и залился краской.
– Шутите? Это хорошо. Быстрее поправитесь.
– А вы хотите, чтоб быстрее поправилась?
– поинтересовалась я елейным голоском.
– Конечно, - он был все так же серьезен.
– В этом и состоит наша задача - ставить на ноги пациентов.
– Тогда отдаюсь в ваши надежные руки, - торжественно произнесла я.
Он снова кашлянул, но собрался и приступил к осмотру.
Да, это был еще тот крепкий орешек! В отсутствие других развлечений попытки его разговорить стали для меня хорошим занятием. Так мы и соревновались в пытливости: то он расспрашивал меня, то я его. Он мне - про температуру, аппетит и сон, я его - женат ли, чем увлекается, какие смотрит фильмы. Какую музыку слушает. Так, незаметно, стали общаться легко и непринужденно. Временами он спохватывался и надевал на лицо маску ледяного безразличия, но я-то знала: в его душе прочно поселилось мое отражение.
Однажды он пришел грустный, немного потерянный. Рассеянно спросил, как спала, но, кажется, даже не услышал ответа.
– Я тут подумал, не устроить ли нам консультацию с профессором Аникиным?
– У меня что-то серьезное?
– Нет-нет, не беспокойтесь. Заживление идет хорошо, анализы а порядке, давление стабилизировалось. Так что, скорее всего, завтра-послезавтра будем вас переводить в отделение.
– Как? Уже?
Он окончательно скис, и я поняла: вот что его тревожило.
– Увы, я не могу держать вас здесь вечно. Пациенты должны выздоравливать и покидать больницы.
– В его голосе звучала тоска.
– Но я подумал, после консультации с профессором, возможно, придется еще немного подзадержаться у нас, чтобы я был уверен в положительной динамике.
Я улыбнулась.
– Как скажете, Александр Евгеньевич, вы доктор, вам и решать. А мне все равно торопиться некуда, да и к вам я уже привыкла.
Бедный доктор! Он покраснел, в глазах отразилась глубочайшая мука, губы шевельнулись - кажется, он едва сдержался, чтобы не признаться в своей симпатии ко мне.
– Надеюсь, отвыкать и не придется, - взяв себя в руки, сухо проговорил он, - я своих пациентов не бросаю до полного выздоровления,
– Все-таки я поговорю с профессором... Да, и МРТ бы не помешала... Всего доброго, Анна Александровна.
– До встречи, Александр Евгеньевич, - слабым голосом попрощалась я, и он поспешил вон из палаты.
Едва за ним закрылась дверь, я вздохнула и принялась себя ругать. Ну, зачем мне поклонник? Ладно, он не понимает, что после того, как мужчина видел женщину в таком беспомощном положении, ни о каких отношениях не может быть и речи, но я-то это понимаю! Да и не тот он, с кем я вижу себя в будущем. Не сможет он дать того, о чем я теперь часто мечтала.
Закрыв глаза, я увидела залитую солнцем обычную квартиру - обстановка скромная, но не безвкусная. Оранжевые занавески на кухне задернуты, несмотря на то, что день, и от этого вся комната погружена в теплый апельсиновый свет. Я смотрела на себя в легком летящем сарафане: в хорошем настроении пританцовываю под веселенький мотивчик по радио. Руки в муке - что-то пекла.
"Я?! Та, что и яичницы толком сделать не умеет?!" - ехидная реплика моего скепсиса.
Да-да, я, вдруг полюбившая готовить, и больше того - хорошо готовить. В моих руках оживают куски теста, принимая вид пирожков, я закладываю их в сковороду с шипящим маслом, умудряясь не обжечься. И вот, вскоре они становятся золотистыми, а по дому разливается божественный аромат.
– Хозяюшка моя, - Чьи-то руки обхватывают меня за талию, а шеи касаются прохладные губы, теплое дыхание щекочет кожу, и по рукам - мурашки от удовольствия.
Сейчас я обернусь и увижу лицо самого любимого на свете мужчины...
– Анюта, спишь?
О боже... Я едва не застонала от разочарования. Похоже, я действительно уснула. Какой чудесный сон! Но почему-то хочется плакать. Я скучаю, вот в чем дело. Скучаю по тому, кто обнимал меня во сне. Но как это возможно? Со мной никогда ничего такого не случалось, никогда и никому я не готовила пирожков, и никто не обнимал меня вот так!
А настроение все-таки испортилось. Глаза повлажнели, мир снова стал серым, ноябрьским, и даже появление Тани не сильно его скрасило.
– Что с тобой?
– Плохо мне.
– Я все-таки всхлипнула и расплакалась.
– Ты бы знала, как плохо!
– Что-то болит?
– встревоженно спросила она.
– Болит, да. Душа болит. Такое бывает?
– Я посмотрела на нее сквозь слезы.
Она улыбнулась.
– Это хорошо, Анечка. Болит - значит, живая. Все устроится, хороший мой.
– Может, мне пора пообщаться с психиатром? Может, я схожу с ума? Мне снятся сны, где я и не я, скучаю по тому, кого никогда не видела, и вообще, не узнаю себя. Что это?