Ловцы фортуны
Шрифт:
Но все усилия Лоры были тщетны, потому что жестокое замечание Джулии накрепко врезалось в память Миранды, как когда-то тирада Филипа. Никто не будет любить меня, потому что я глухая, думала она, но это не имеет значения — раз папа меня любит, все остальное неважно.
На следующий день в доме Брайтов на Парк-Лейн Миранда с нетерпением прохаживалась по холлу, уступая дорогу Генриетте, когда та проходила мимо или поднималась по лестнице. При встрече с ней Миранду всегда обдавало холодом. Она побаивалась Генриетты, ее жуткого лица, усеянного оспинами, девочку отпугивала странная атмосфера недоброжелательности, окружающая домоуправительницу.
Но тут открылась
— Ты, наверное, совсем по мне не скучала, — поддразнил он ее.
— Скучала… ужасно, — серьезно заверила она, приходя в восторг оттого, что он дома, и что рядом с ним не было других детей, так что он принадлежал только ей и, конечно, Лоре. — Ну как, алмаз Куллинан очень большой?
— Просто огромный, — и Мэтью жестами изобразил величину драгоценного камня.
— И из него получится красивая подвеска?
— Подвеска? — Мэтью рассмеялся. — Если ты повесишь этот камешек на шею, он опрокинет тебя и ты упадешь! Нет, для этого его пришлось бы разрезать на несколько меньших камней.
— И что ты будешь с ним делать?
— Не знаю. Алмаз Куллинан просто уникален, ему нет цены.
— Тогда будем надеяться, что другого такого камня в шахте «Премьер» не найдут.
— Умница, — Мэтью одобрительно погладил ее светлую головку. — Что еще важнее, будем надеяться, что никто больше не откроет других алмазных копей. А знаешь почему, Миранда?
— Новые находки нарушают равновесие рынка, — серьезно ответила она, — и предложение может превысить спрос.
— Так, продолжай.
Миранда, нахмурившись, погрузилась в размышления, но затем ее лоб разгладился.
— Ах да, я знаю. Антон недавно говорил мне об этом. Чтобы удерживать высокие рыночные цены, Синдикат вынужден скупать у производителей все добытые камни, а если добыча будет слишком высокой, финансовое положение Синдиката будет расшатано.
Мэтью кивнул.
— Призрак новых алмазных копей, которые мы не сможем контролировать — это ночной кошмар, который вечно преследовал Родса, а теперь по наследству перешел ко мне. Знаешь ли ты, сколько алмазов было добыто в Южной Африке в прошлом году?
Это был настоящий экзамен. Миранде еще не было одиннадцати лет, но Мэтью с раннего детства серьезно говорил с ней о бриллиантах и учил ее тонкостям дела. Но этот вопрос оказался слишком сложен, и она отрицательно покачала головой.
— Шахта «Премьер» добыла 700 000 каратов, а шахта Кимберли — больше двух миллионов каратов. Как же мы сможем продать такое количество алмазов?!
— Ты сможешь все, — уверенно ответила Миранда.
Мэтью рассмеялся, и выражение тревоги исчезло с его лица.
— Надеюсь, ты не ошибаешься, потому что судьба всей промышленности зависит от того, смогу ли я решить эту проблему! Хочешь посмотреть на мамины бриллианты?
— Конечно, — послушно согласилась она.
Он ненадолго вышел из комнаты, чтобы принести драгоценности. Миранда и Лора в молчании дожидались его возвращения. Лора не завидовала тому вниманию, которое Мэтью оказывал дочери, зная, что ее очередь придет позже. Не завидовала она и тому, что Миранде достанутся знаменитые драгоценности Брайтов, и поэтому спокойно наблюдала, как Мэтью вынимает их из футляра — тиара, браслет, кольцо, серьги и, наконец, самое роскошное украшение — ожерелье Брайтов. Мэтью надел на девочку драгоценности и улыбнулся.
— Твоя мать была в них в день свадьбы, — напомнил он, — и когда тебе исполнится восемнадцать, они станут твоими.
— Спасибо, папа.
Она знала — Мэтью уверен, что игра с драгоценностями
Мэтью тоже думал о будущем. Он провел Миранду через гостиную и помог взобраться на стул, чтобы она могла рассмотреть себя в зеркале. Рука об руку они любовались ее отражением. Взгляд Мэтью быстро скользнул по портретам, висящим на стене: в центре был его портрет, на левой картине художник запечатлел его вместе с Лорой, а справа — портрет Энн в серебряном платье и во всех драгоценностях Брайтов. Затем он вновь посмотрел на Миранду, и его рука прижала к себе детское тельце. Она была копией его самого, с такими же золотыми волосами и глазами цвета сапфира, ее кожа имела тот же оттенок, что и его, у нее были такие же длинные и сильные руки и ноги. В Миранде не было ничего от Энн, и он мог не сомневаться в своем отцовстве. Именно поэтому ей предстояло занять его место в империи золота и бриллиантов. Если бы только она не была глуха… и если бы это была не его вина.
Мэтью поверил в ту историю, которую придумала для него Лора, будто глухота Миранды явилась следствием обстрела бурами Кимберли во время осады. На самом деле причиной глухоты была скарлатина, но Лора не решалась сказать об этом: Миранда подхватила скарлатину от Филипа, и Лора не хотела подливать масла в открытую неприязнь Мэтью к сыну. Скрывая ради Филипа правду о несчастье девочки, Лора не догадывалась, что взвалила на Мэтью тяжкий груз вины. Это он захотел остаться в Кимберли, чтобы защищать город. Он, который все бы сделал ради благополучия дочери, подверг ее опасности, и она пострадала из-за его упрямства. Но чувство вины было не единственным основанием для его печали. Он так любил Миранду, что с трудом мог перенести те страдания и лишения, которые причиняла ей болезнь. Ему, человеку, обладающему таким могуществом; было невыносимо сознавать, что в этой ситуации он бессилен. Это зло победить он не мог, и все его огромное состояние не могло ему помочь.
Его память вернулась в те времена, когда он пытался вылечить Миранду: сначала медицинские обследования, проводимые с помощью камертонов и колокольчиков, потом диагноз: острый отит средней оболочки кровеносного сосуда — скопление жидкости в среднем ухе — и, наконец, операция, выполненная сэром Уильямом Делби в больнице святого Георга, а затем послеоперационное выздоровление.
— Как она будет слышать? — резко спросил Мэтью, когда реабилитационный курс был завершен.
— Перед операцией у Миранды было двадцать процентов от нормального слуха. Мы увеличили ее способность слышать до сорока процентов.