Ловцы троллейбусов
Шрифт:
Укол тревоги
В кабинете — я взял со стола тетрадь с письмом другу. Последний раз глянул на вуалехвостов в аквариуме. Они беззвучно открывали рты, подсказывая: «Спеши, спеши». А может, насмехались, скалились, как черный шахматный конь.
Но уж кто точно ликовал — капитан дальнего плавания. Граненый его взгляд полнился весельем, щеточка усов задиристо топорщилась.
— Счастливо оставаться, — сказал я.
И с тетрадью под мышкой выскользнул из-под его наблюдения.
Вероника поджидала меня в коридоре.
— Дай
Откуда ни возьмись появился Редактор.
— Так мы тебя не отпустим. Проводим с почетом, — начал шумно протестовать он. — А на нас не обижайся. Нельзя одновременно развлекаться на колесе обозрения и приводить в движение вращающие его шестерни. Если хочешь охватить всю картину целиком — уйди в сторону и наблюдай на расстоянии.
— Отстань, — бросил я. И пока брел к прихожей, где-то за стеной слышал заверения Автора:
— Хочу написать ваш портрет. А голос Вероники отвечал:
— Это было бы славно. Повесим его вместо этой мрачной картины. А в остальном все оставим без изменений. За цветами приятно ухаживать, с рыбами хорошо молчать, а щегла я привыкла слушать…
В последний раз захотел я взглянуть на картину, где женщина в старомодной одежде пыталась обратить внимание беспечных гуляющих на приближающийся морской вал… Постоял перед полотном некогда обучавшего меня и Володю старичка, отошел к окну, чтоб не мешал отсвет… И тут что-то толкнуло меня в спину, раздался звон разбитого стекла. Уже перекувырнувшись через голову в воздухе, я увидел мелькнувшее в окне искаженное злобой лицо Директора.
— Лети щеглом! — крикнул он.
И я летел. Падал — без всякой надежды уцелеть. Единственное, что могло бы меня спасти, — говорящая щука, но Володя с этой загадочной рыбиной ждал меня дома.
Я падал вниз и прижимал к груди письмо другу. А навстречу мне летел человек в синем тренировочном костюме. Я зажмурил глаза.
— Тренируюсь! — крикнул мне встречный, и я увидел, что это Чемпион по прыжкам на батуте.
Да, точно, внизу, под окнами, была натянута крупноячеистая сеть.
И вот, не достигнув земли, я уже летел вверх, к облакам. Парил среди них, в невесомости.
Безусловно, из меня получился бы хороший космонавт.
Упал я на занесенную снегом крышу… Ударился, здорово ушиб руку. Скорей надо было ее перевязать. На лифте я спустился вниз. В подъезде меня поджидала Калисфения Викторовна.
— Вы уж извините, что так получилось, — забормотала она. — И с вашим падением из окна. И с вещими снами. Ах, этот сборник фольклора! — И кулачком ударила по деревянным лестничным перилам. — Но вы не должны судить меня строго. Я пошла на хитрость, надеясь таким образом склонить вас к работе над жизнеописанием моего горячо любимого мужа. Конечно, я могла бы рассказать и свои сны. Но я не видела ничего стоящего, Так, какие-то крыши, воробьев, отломанные
Рядом с ней нетерпеливо пританцовывал Элизабет. Пятнышко под глазом было похоже на синяк.
— Поверьте, я желала вам и Веронике добра. У нее, бедняжки, столько было разочарований в жизни. Юнга Юрочка, боцман Элизабет…
Потрепав Элизабета по шелковистой шерстке, я устремился дальше. И возле зимнего парка столкнулся с обезумело пляшущим Колей.
— Твой друг мне щуку отдал! — хлопнул он ладонью по брезентовой сумке.
— Попросил уже чего-нибудь? — тоже обрадовался я.
— Ага, чтоб в доме покой был. И чтоб транспорт точно по графику ходил. И чтоб нас никого не выселили.
— Неплохо, — сказал я. — Можно, и я попрошу?
— Валяй, — разрешил он и достал зеленоватую рыбину.
— Пусть не выселяют. Ладно? — обратился я к ней.
— Ты парень не промах, — сказала щука.
— И Снегуркин чтоб больше не пил. А Илья Ильич куда-нибудь устроился, И Чужедальний с работой справлялся.
— Много тебе надо, — ответила щука и, в свою очередь, взмолилась: — Отпустите меня! Я устала.
— А желания наши как же?
— Я простая, не волшебная, — призналась рыбина. — Но кого я ужучу, так это Директора. Говорящей ухи ему захотелось!
— Мы тебя очень хорошо устроим, отдохнешь, — обещал я ей и потащил Колю и щуку к инженеру по нежилым помещениям.
— К жене? Как я сразу не сообразил, — тоже воодушевился Коля.
Но встретили нас прохладно: у инженера сидел Директор.
— Чего явился? — спросила инженер у Коли. — Опять прощения будешь просить? Не прощу.
— Не помогла! — обиделся на щуку Коля и помчался ее выпускать.
А меня Директор ухватил за рукав, Он был мрачен. Спросил:
— Помнишь мою супругу? Позаботься о ней. А то и меня выселять собрались. Видишь, в нежилых помещениях прятаться буду.
— А товарищу вашему с трубкой передайте, что я по-прежнему весела и беззаботна, — наказала мне инженер. — За мной ухаживает скорняк, состоятельный человек. Обрабатывает шкурки кошек и собак. И уже сделал мне предложение.
Связи рушились и возникали на моих глазах, прорастали новыми побегами, и невозможно было увидеть вязь отношений и судеб застывшей — она изменялась каждую секунду. Каждую секунду какие-то хвостики, кончики оказывались повисшими, неувязанными. Но тут же и они вплетались в общий рисунок, зато высвобождались и вырастали, словно клубничные усы, другие.
Я заглянул домой. Барсуков сообщил, что Володя меня не дождался и ушел куда-то, правда, успев починить мой будильник. Комната и точно была наполнена убаюкивающим тиканьем. Я прилег и сразу уснул, Разбудил меня не звонок будильника, а стук в дверь, Это пожаловал Луйкин. Вид у Пети был строгий.
— На работу устроились, гражданин? — Он, не мигая, смотрел вдаль, и, должно быть, видел поле ромашек.
— Петя! — сказал я. — Ты не узнаешь меня?
— Вы, я гляжу, совсем распустились. Какой я вам Петя?