Ловец бабочек
Шрифт:
Слишком широким.
Совершенно безвкусным.
И борода. И усы… кто, помилуйте, бороду ныне носит?
– И шоколаду, шоколаду даме! – возопил Порфирий Витюльдович, шлепнувши на стол пачку ассигнаций. Злотней триста с виду…
…эта его способность тратить деньги легко, с шиком, и заставляла Ольгерду примиряться с бородою. В конце-то концов, бороду и сбрить можно.
Позже.
Когда она на правах законной супруги получит доступ к обильному купеческому телу. Нет, она, конечно, чуяла, что этот доступ Порфирий Витюльдович ей и так предоставить готов, стоит только намекнуть
…хватит.
Это Ольгерда уже проходила. И уверения в любви до скончания жизни. И нумера. И подарки щедрые, которые после нумеров становились куда менее щедрыми, а спустя месяц-другой и вовсе прекращались. И горькие обидные слова, которые ей говорили, мол, актрису в жены…
– Вы меня смущаете, - сказала она тихо и потупилась.
– Тю, с чего б?
…вот его она не упустит. Конечно, была надежда на князя… ах, как Ольгерде хотелось укатить из этой дыры, лишь по недоразумению поименнованной городом. И чтобы не просто укатить, но с шиком, чтобы те приличные дамочки, которые при упоминании ее имени брезгливо морщили носики, изошлись от зависти… чтобы локти себе кусали… и после уже, конечно, вернуться.
Тоже с шиком…
– Ты кушай, кушай, - Порфирий Витюльдович погладил Ольгерду по руке, и в этом жесте не было ничего… кроме сочувствия? – А то ишь истощала. Я-то баб люблю, чтоб в теле… чтоб было, за что подержаться.
Этакая прямота коробила.
…баб он любит… в теле… ничего, полюбит и Ольгерду, никуда не денется.
…вчера ведь сам заявился. Двадцатку сунул, чтоб за кулисы провели. И не просто так, с букетом роз огроменным, за которым его самого было не видать. А в букете после и футляр обнаружился с золотым браслетом тонкой работы. Вот что значит, человек понимающий. Розы… что розы? Сегодня есть, а завтра сгинули… браслетик же останется.
И сегодня на репетицию явился.
С цветами.
С шампанским для всех. И с коробом раков, которые сунул главному, испрошая дозволения отпустить его королевну в ресторацию. Верно, не одни раки в коробе лежали, коль главный, личность ничтожная, стервозная и мнящая себя богом, не меньше, разом подобрел и Ольгерду отпустил.
Даже шепнул, чтоб крутила по полной.
Принесли шампанское в ведерках.
И злосчастных раков, видеть которых Ольгерда уже не могла. И фазанов. И пирогов. Осетров малых с брусникою… купец ел много, жадно, позабывши, казалось, обо всем, кроме еды.
Воспитывать его и воспитывать…
…и вот когда Ольгерда в мыслях уже примерила на себя роль почтенной купчихи – не княжна, но состоянием Порфирий Витюльдович побольше будет – принесли записку от тетки. Ольгерда прочла.
Поморщилась.
И смяла.
Еще вчера она бы последовала грубому тетушкиному совету, но вчера… а сегодня… сегодня у нее были иные планы.
– Что-то важное?
– Нет, - Ольгерда отправила в рот ягодку брусники. – Ерунда… а вы к нам надолго?
– Да за недельку, думаю, управлюсь…
Неделя? Маловато для того, что Ольгерда задумала. Но если постараться, а постараться надобно… с Ковчинским, который театру купил, давно уж разошлись. И главный давече намекнул, что у сволочи этой, Ольгерду обманувшей, новая
И морщины, морщины… время безжалостно.
– Так значится, ты сиротинушка?
– Увы… мой отец, - Ольгерда натурально изобразила печаль. – Сгинул, когда я была совсем крохой. Признаться, я его совсем не помню… матушка много рассказывала. Мне одиннадцатый год шел, когда и ее не стало. Спасибо Иржине, тетушка сироту не бросила… она много для меня сделала.
Порфирий Витюльдович слушал.
Кивал.
И покряхтывал.
Запустивши ручищу в бороду, поскребся… да, с манерами у него совсем туго. Или блохи это? Нет, о подобном ужасе Ольгерда и слушать не желала.
Она щебетала.
Весело.
Ни о чем… и не спускала с купца внимательнейшего взгляда. А потому и не заметила, как в ресторации появились новые люди.
– Эко диво, - пробасил Порфирий Витюльдович, вытирая жирные пальцы о скатерть. – Ты поглянь. Хольмка!
Этот возглас прервал весьма душевную историю Ольгерды о тяготах жизни начинающей актрисы, где она преодолевала с немалым мужеством и самоотверженностью. И главное, почти все рассказанное было правдой. Разве что кое-какие несущественные мелочи опустила… а он не слушает.
Ольгерда обернулась.
Правда, первой увидела не хольмку, но Себастьяна…
…выходит, не соврала тетушка.
С чисто женским злорадством Ольгерда разглядывала нынешнюю спутницу Себастьяна, отмечая, что одета та убого, если не сказать вовсе – уродливо.
Конечно, юбки коротковаты, но… в этом что-то есть.
Если не из серой скучной ткани сделать. И скроены-то кривовато, вон, заломы на бедрах появились. Но вот взять, скажем, бархат… или нет, лучше тафту двуцветную, отрез которой модистка давече показывала, ту, винного колеру, да с медным отливом. По низу пустить кружево широкой волной. Чулочки черные.
Плотные.
Никаких пошлостей, вроде сетки, но и телесный цвет нехорош. Кажется, будто у девки ноги голые. Вон, Порфирий Витюльдович в ноги эти вперился, глаза маслянистыми сделали… мужик, что с него возьмешь. Примитивное создание…
…решено, юбка с кружевом.
И нижняя, чтоб верхняя пышней гляделась.
Кушак, талию подчеркнуть. Гишпанская блуза с шитьем на рукавах и манжетами широкими. Корсаж черный, роковой со шнуровкой… или слишком вызывающе будет? Нет, вместе с юбкою перебор… значит, блуза. Жакет приталенный, такой, как она в последнем выпуске «Модъ» видела, чтоб о пуговицах в два ряда и с лацканами.
…на этой тоже жакетик. Иржина-заступница, той портнихе, которая его шила, руки поотрывать надобно. На спине горб будто вздулся, подмышками морщит, на груди тянет. И когда жакетик девка сняла, Ольгерда едва не рассмеялась.
Кто теперь подобные серые рубахи вообще носит? Это же… это даже не убожество, это много хуже.
А голова?
Что у нее с волосами?
Шляпка… Ольгерда скорее корзину для мусора на голову бы надела, чем это вот… и лицо… помилуй Иржина! И тетушка полагает, будто у этого, простите боги, существа, которое и язык-то не повернется женщиной назвать, есть шансы против Ольгерды?