Ловец эмоций
Шрифт:
Он шел и улыбался чему-то далекому, ему одному ведомому. Умиротворенный настрой Дениса внезапно рассеялся, словно туман, от громкого грубого мужского окрика. Впереди метрах в десяти на лавочке сидели трое: женщина, по всей видимости, находящаяся здесь на лечении; мужчина и паренек лет шести-семи. Смело можно было предположить – жену навещают муж и сын. Мужчина был какой-то неопрятный: с рыжеватой щетиной, лицо не содержало следов интеллектуального труда, в поношенном пиджаке, в серой рубашке с заметным масляным пятном и засаленным воротником, с грязью под ногтями. Последнее особенно бросалось в глаза, поскольку он активно сопровождал громкую речь взмахами рук. «Автомеханик», – подумалось
По мере приближения к ним он уловил суть происходящего скандала, причалившего к этой лавке. Женщина грустно сокрушалась о ее разбитой фамильной чашке, сохранившейся еще от бабушки, а мужчина грубо обвинял в этом сына.
– Кто вообще просил тебя лазить в сервант?! – кричал он. – Руки тебе поотрывать за это! Зачем брал, зачем разбил? Даже я ее никогда не трогал.
От этих слов «газировка» брызнула в висках Дениса. «Врет, подлец, все хочет спихнуть на парня», – нахлынуло на него озарение.
– Я же видел! – не унимался отец. – Ну… почти видел… слышал из коридора, как ты открывал дверцу и гремел посудой. Я знаю эти звуки, не отвертишься!
«Ага, – отметил про себя Денис, – вот и оговорка. То есть высказал то, что не хотел сказать. Про звуки и так далее. И чтобы скрыть первоначальный обман, его ложь обрастает новыми и новыми подробностями. При этом типичные жесты лжеца – преувеличенная жестикуляция, постоянное поправление воротничка рубашки».
Много в детстве порой бывает наказаний от родителей, и справедливых, и неверных. Но калечат души особенно те, что идут от злобы и глупости. Все в руках такого папаши – может побранить, может угрожать. Только провинись – не долго и затрещину получить.
Щёки мальчишки покрылись ручейками слез. Надрывно хватая воздух, он пытался кричать: «Не брал! Не брал!», – и никак не мог выплыть из потока обвинений, затягивающих в глубокую воронку несправедливости. Все его хрупкое существо содрогалось от подлой лжи, и он продолжал рыдать от жалости к себе, от обиды. Денису передалось чувственное волнение и страх ребенка: «Надо выручать пацана». А мужчина оглядывался, будто опасаясь быть услышанным, и продолжал выпускать скверны в адрес сына. Он уже горел желаем дать ему подзатыльник, но рука его повисла в воздухе после окрика Дениса: «Прекратите!»
– Прекратите, – уже спокойно дополнил он. – Как вам не совестно? Чашку то разбили вы. Я требую перестать издеваться над ребенком.
Мужчина смотрел на прохожего в оцепенении, неподвижно, даже не дыша, ничего не понимая. Но быстро придя в себя, дал в полной мере раскрыться своему невежеству. Он угрожал Денису не вмешиваться в их семейные дела, требовал закрыть «свой грязный рот», «проваливать своей дорогой». Дошло до того, что он схватил Дениса за грудки и пару раз изрядно тряхнул его, но вовремя опомнился, что чуть не вмазал по забинтованной голове больного. Женщина визгливо запричитала, чтобы муж немедленно отпустил человека, а потом, словно прозревая, тихо заключила: «А ведь, верно, это ты разбил».
И эта догадка заставила ее позабыть свой страх перед грубым мужем, страх, которому она так легко поддавалась прежде, страх, который ее постепенно, но неумолимо уничтожал. Денису стало даже жутковато от ее гневного напора, который она обратила на супруга. Неопровержимый
– Какая же ты гадина! – расходилась жена. – А ну, извинись перед Сашенькой! – требовала она, притянув к себе сына за плечи, а тот, уткнувшись мокрым лицом в ее теплое тело, заходил мелкой судорогой. – Забирай свою поганую передачку, – она швырнула целлофановый пакет на землю, – и убирайся с глаз моих.
Видимо, этой безмолвной, неслышимой мужем женщине не раз приходилось отступать под натиском хамства, лжи своего супруга, накапливать в себе немало страхов и обид, но она настолько ими пропиталась, что в ней стало просыпаться человеческое достоинство, неудержимое желание вырваться из паутины этой мерзости. Она дала возможность в полную волю разгуляться своим чувствам, эмоциям, она еще «задаст ему баню», отчего ее муж как-то сразу съежился, скукожился, хмуро потупился.
Но Денис этого уже не видел, он шел дальше по аллее, погруженный в свои мысли. Вспышка жалости к мальчишке, неприязнь грязной лжи не позволили ему пройти мимо этой семейки. «Но будь я обычный прохожий, а не больной, – ухмыльнулся он, – не избежать мне, как пить дать, физических увечий».
Он посмотрел на часы, круто повернул и торопливо направился в сторону центральных ворот. Наступал назначенный час встречи с дочерью полковника. Еще минут двадцать он прохаживался у ворот, а через дорогу его рассматривал город, высокий, бетонный, который в скором времени поглотит и его. Наконец, он заметил, как красная Honda долго и неумело пыталась припарковаться на стоянке больницы. «Она», – почему-то сразу определил Денис.
Из машины не с первой попытки, оттолкнувшись от кресла, вылезла женщина. Весьма стройная, гладко зачесанные назад черные волосы, крупные, в пол-лица, солнечные очки, загорелое тело обтянуто темно-зеленой мягкой тканью, высокие каблуки. Не чужда она была и различным безделушкам, нашедшим себе места на ее шее, запястье, на пальцах. Она держалась не просто непринужденно, а с неким вызовом. Каждым неспешным шагом, каждым движением бедер, неподвижно посаженной головой, она, казалось, подчеркивала, насколько безразличны ей все эти прохожие и больные за металлической оградой, которых она разглядывала издали.
Так уж повелось, что Денис с первого взгляда делил женщин на две группы: либо с которыми приятно иметь дело, либо попросту стервы, которых следовало сторониться как можно дальше. Приближающуюся женщину он с первой секунды отнес ко второй группе. Он не любил осуждать кого-либо, но она представлялась ему ограниченной и злой, да и мир, в котором она жила, был, видимо, таким же злым и ограниченным.
Денис подошел к ней вплотную, она отступила в сторону, уставившись на него, пытаясь понять, что надо этому несчастному больному.
– Вас зовут Ольга? – догадывался Денис. – Это я вам звонил.
– А-а, – протянула она, выпятив очерченные карандашом тонкие, недобрые губы и, рассматривая его сквозь солнечные очки, которые она не сочла нужным снять, знакомясь с Денисом. Она ожидала совершенно иной встречи – встречи с обаятельным, высоким блондином, с приятными манерами. Таким она представляла человека, с которым нынче общалась по телефону. – Понятно. Что отец? В здравом уме?
Денис заметил, как она сосредоточилась при последних словах, видимо, оценивая прибыль, которую можно будет извлечь из тяжелого состояния отца. Оттого ему стало не по себе, будто он сам становится соучастником ее грязных замыслов. Он сознавал, что доброго слова будет куда как мало, чтобы спасти ее душу от эгоизма. Такое слово не затронет ее разум. Тем не менее, раз уж взялся за гуж…