Ловец ласточек
Шрифт:
— Скажи, Эн, почему ты не называешь своего имени?
Он застал меня врасплох. Было в этом вопросе что-то созвучное разочарованию.
— Однажды я возненавидела его настолько, что пожелала забыть. Чем меньше людей будет его знать, тем быстрее оно исчезнет.
— За что ты его возненавидела?
— За смысл, наверное, — пожала я плечами.
Тау вдохнул, словно собирался заговорить, но помедлил и рассеянно глянул на луг. Его черты помутнели и расплылись, точно промокший рисунок. Я протёрла глаза, и видение рассеялось.
— Меня учили, — начал Тау, — что имя является неотъемлемой частью человека. Отказаться от него — всё равно что
— Может быть. Хотя я так мало из себя представляю, что во мне нечего ни любить, ни ненавидеть.
— Неправда, в тебе много всего замечательного. Например…
От резкого, взявшегося из ниоткуда порыва ветра в ушах зашумело, и я не расслышала, что сказал Тау. Но на душе потеплело.
— Знаешь, сейчас моё имя даже начинает мне нравится, — улыбнулась я. И, вдруг набравшись смелости, спросила: — Можно тебя поцеловать?
Тау не ответил. А мне померещилось, будто бы я уже не один раз целовала его.
— При следующей встрече давай познакомимся заново, — сказал он. — Пообещай, что назовёшь своё имя.
Дыхание перехватило. То единственное слово, упрямо рвавшееся наружу, я так и не смогла произнести: слишком страшно было нарушить данное ему обещание.
Мы стояли совсем близко к друг другу, но расстояние, разделявшее нас от прикосновения, было непреодолимо. И, хотя от обиды чуть саднило в груди, в ту минуту мне было достаточно просто смотреть вместе с ним на один и тот же закат.
––—–––
1 — Из песни “Summer Girl” группы Family of the Year
Странники
Рут стояла возле пропускного пункта, переминаясь с ноги на ногу и утаптывая свежий снег. Завидев меня, она кивнула и шагнула навстречу. От серьёзности в выражении её лица я разволновалась до желания сбежать. Однако отступать было поздно.
— Главное, постарайся вести себя как можно более естественно, — с ледяным спокойствием говорила Рут. — Ты обратилась к Рыцарям за помощью и пришла на консультацию. Наш разговор будет записываться, поэтому придерживайся плана. Ну, готова?
Офис Рыцарей располагался в одном из старейших зданий Тьярны. Стены из тёмного кирпича, вытянутые окна, аркады и декоративные башенки — его строгое благородство, мрачное под пасмурным зимним небом, внушало страх, и я гадала, какие же секреты хранились за этими массивными дверями. Но просторный холл оказался неожиданно светлым, жизнь здесь кипела, заполняя пустоту под высоким потолком голосами, перестуками каблуков и телефонными трелями. Тревога притупилась.
На протяжении всего декабря я раздумывала, хочу ли знать правду. Потрясений с меня было достаточно, но в то же время предложение Лукии, эта ответная услуга, было своего рода последней волей, которую я не могла не уважить. Сомнения изнурили меня, к концу года лишив остатков моральных сил, поэтому я отложила решение и даже ненадолго забыла о нём.
Пока одним вечером в середине января не встретила у дверей агентства мужчину. Он смотрел на меня, как на последний лучик надежды, с мольбой, взывая к моей совести. И я выслушала его историю, до боли похожую на то, что мне уже доводилось слышать раньше.
— Наверное, глупо не верить Рыцарям, но это совсем не в её духе — исчезать вот так, — говорил он, сжимая
Он виновато улыбался, а я лишь беспомощно качала головой.
Его история напомнила о дневнике, который мне передала Лукия. Что же случилось с принцем Адамом и его невестой? Куда пропадали странники? Вопросы, точно домино, посыпались один за другим. Почему убили Лукию? Как в этом был замешан Бертран? Я не представляла, что заставило его улететь и от кого он хотел скрыться. Знала только, что однажды он отказался от Приглашения. Всё так или иначе упиралось в Приглашения.
Какой бы пугающей ни оказалась правда, я поняла, что нуждаюсь в ней. В конце концов, мне хотелось убедиться, что с Франтишкой всё хорошо. Поэтому я обратилась к Марии, чтобы через неё связаться с Рут.
По широкому коридору, кишевшему людьми в тёмно-синих костюмах, она проводила меня в приёмный кабинет. Когда я устроилась в кресле, Рут положила на столик между нами диктофон и, взяв планшет, села напротив.
— Госпожа Овертон, в первую очередь уведомляю вас, что не являюсь экспертом, и сегодня проведу с вами только предварительную беседу. По её результатам вам будет подобран подходящий специалист. В виде исключения я могу присутствовать на первых сеансах, если вам будет некомфортно наедине с незнакомым человеком. — Она сделала на листе несколько пометок и продолжила: — Теперь, пожалуйста, расскажите, что вас беспокоит. Вас не устраивают условия проживания или, может, отношение местных к вам? Нестрашно, если вы не дадите точного ответа, но и не стесняйтесь вдаваться в детали. Любая мелочь может быть полезна. Если вы ощущаете внутреннее противоречие, испытываете чувство потерянности или неудовлетворённости собой, не бойтесь это озвучить. Что бы вы сейчас ни рассказали, я не стану вас осуждать.
Всё то же, о чём рыцари любили спрашивать на инспекциях. Но если прежде я всегда отвечала уклончиво, то теперь должна была говорить откровенно. Хотя бы изображать откровенность. И пускай я многое умолчала, многое попросту не имела права упоминать, поистине честные слова о моих переживаниях с неприятной лёгкостью срывались с губ.
Беседа пролетела незаметно. Когда мы закончили, я, согласно плану, спросила, где находилась уборная. Рут жестом напомнила мне направление к архиву, но вместо того, чтобы на этом попрощаться, задержала меня на пороге, схватив за руку, и прошептала:
— Откуда у тебя это?
На запястье, которое она сжимала, болтался браслет с морионом. Я надела его на удачу.
— От Рея.
Рут еле слышно выругалась.
— В чём дело?
— Иди, — проигнорировав вопрос, она грубо подтолкнула меня в спину. — Времени мало.
Боязнь, что мою неумелую игру разоблачат, и лихорадочное повторение заученных кодовых фраз вскоре вытеснили мысли о странном поведении Рут. Осторожно озираясь и постоянно оправляя колющий шею шарф, я поднялась на второй этаж и повернула в левое крыло, совершенно не уверенная, что архив находился в той стороне. Таблички на дверях и номера кабинетов заставляли нервничать ещё больше, потому что среди них не было ни одного известного мне ориентира. Кое-как сохраняя самообладание, я молилась, чтобы никто из проходящих мимо вдруг не решил поинтересоваться, куда я иду.