«Ловите голубиную почту…». Письма (1940–1990 гг.)
Шрифт:
На скромных поминках сидела рядом с его братом, учителем с Кубани, он сетовал, что – не пышно, без начальства. Вдруг – начальник входит. Я отпрянула на другой конец стола, он покосился на Липкина и Лиснянскую, имеющих с покойным свою какую-то связь.
В своем кратком скорбном слове начальник этот перечисляет все трудности нашего международного положения, предостерегает о беспечности к польской опасности.
Я: Послушайте, ваша Кузнецов [365] – фамилия?
365
Феликс Феодосьевич Кузнецов (р.1931) – руководитель Московского Союза писателей, инициатор преследования участников альманаха «Метрополь».
Он: Вы же знаете.
Я: Меня с вами прежде никто не знакомил,
Он: Вы – женщина, и вам прощается.
Я: Никогда не заметно было, чтоб вы, уничтожая и сажая, считались с полом.
И – так далее.
Я: Здесь – поминки, вы не заметили? Здесь люди собрались. А вы – нелюдь, нечисть – и делать вам здесь нечего. (Сама – в ужасе: дом не мой и поминки не мои.)
За его спиной девка Люська (оказалось – жена его) делает мне знаки.
Все это (может, вы уже знаете от Инны) затем описываю, что до сих пор не понимаю продолжения.
Наутро прибегает Каверин [366] : Беллочка, что именно было (он уже знал от Лиснянской)? Звонили из ЦК (по-моему): что с Беллой? Почему она так нервничает? Мы не считаем ее изгоем, почему она отказалась от публикаций, от телевидения?
Далее – и впрямь, звонит Широков [367] (хороший) из ЛГ: дайте стихи. Я думала, думала, потом дала: про Высоцкого, про Цветаеву и «Сад».
В то время – я плоха была, такая, как в письме про Н. Я.
366
Вениамин Александрович Каверин (1902–1989) – писатель.
367
Виктор Александрович Широков (р. 1945) – поэт, прозаик, литературный критик, старший редактор в «Литературной газете» с 1977 по 1981 г.
(Да, кстати, Борька тогда делал «Лебединое озеро» для Софии. В Болгарию, конечно, не пускали, но он собирался лишь макет и эскизы отправить и деньги получить. Вдруг говорят: вылетайте в Софию, спектакль срывается. Он несколько раз летал и возвращался.)
Сдав макет и эскизы, Боря прилетел и нашел меня – обезумевшей от похорон, девятых и сороковых дней и от жизни.
Как-то его осенило: отправить меня в безвестный и захудалый художнический дом под Тарусой (летом – пионерлагерь, поэтому обитель моя называлась «пионерлагерь „Солнечный“»).
Там, через десять дней мрачности, я начала писать стихи: днем и ночью.
Там же получила «Литгазету»: стихи к Цветаевой и «Сад» (твой).
Я уехала из Тарусы первого апреля: с грустью и с пачкой стихов.
На 3 и 4 были назначены концерты в Риге (общество книголюбов), на стадионе. Звонит устроитель: ЦК запрещает как бы не выступление, но объявление, а про выступление как-то уклончиво говорит. Устроитель Юрис возражает, что они коммерческая организация, надо продать 7 тысяч билетов. С угрозой говорят: разбирайтесь сами. Билеты были проданы – без афиши, и свою тысячу рублей мы получили (это было кстати: в Риге и на побережье начиналась весна, и все вспоминали мы тебя в пустых барах и ресторанах).
Рижане очень ликовали, очень были благосклонны, Юрису – не попало, он все время был страшно испуган и после второго выступления на стадионе жутко напился.
Но дело было в том, что я была уже не та, претило мне стоять на сцене. Хоть стояла я хорошо (публика заметила: никаких посвящений Жене и Андрею), четко, печально.
И все же – ощущение какой-то неправедности, замаранности осталось у меня. Вскоре я опять вернулась в Тарусу, но в стихи было вернуться трудно. (Все же опять много написала за 17 дней.) Правда твоя, Васька, насчет романтического image. Казалось бы, что лучше: читаю огромному бледнолицему залу про Пастернака, Цветаеву, Ахматову и новое – медленное, непонятное.
Но радости уже нет от этого. Впрочем, с выступлениями опять все заглохло, так что тужить не о чем.
В сей миг вошел Дмитрий Александрович Пригов. Теперь он читает Васино, а я пишу Васе.
Вася, я так быстро и некстати перечисляю все эти скудные подробности жизни, потому что и сама не знаю: к чему ведут они?
Про советских и меня понятно, что они решали и решили, до поры до времени, – не трогать меня. Да и не до меня им: у них опять собрания, съезд и прочая.
Но и я их видеть не могу и соотноситься с ними не могу. (В маленьком случае: идем с Лизой [368] по улице, Карелин [369] норовит сунуть
368
Дочь Ахмадулиной.
369
Лазарь Викторович Карелин (1920–2005) – писатель.
Стихи же новые, по дружеской просьбе Фогельсона [370] , сложила, отдала ему.
Да, стихи. Я их все пришлю тебе.
Приехал Пик.
Васька, я сняла что-то в Тарусе, опять хочу поехать, уже с детьми.
По приезде – все-все, что написала, пошлю тебе.
Пока же, прости, что написала как-то все не так, как живу, как горько люблю вас, как безнадежно обо всем думаю.
Одно несомненно: лишь стихи и прочие писанья ответят мне на все мои вопросы, с которыми лишь к судьбе могу взывать.
370
Виктор Сергеевич Фогельсон много лет был редактором отдела поэзии издательства «Советский писатель».
Вася и Маята, Пик и Бигги [371] – уже едут.
Я все написанное – пишу в Васину тетрадь, чтобы и Вася написал.
Теперь – примите разрывание сердца, любовь мою и Бори и, Вася, – любовь множества людей.
В следующий раз напишу – лучше.
Липкин – счастлив из-за книги! [372]
Целую. Ваша Белла.
Многого не успела.
Вот, смешное. Приходит молодой человек, с тайной рукописью, с письмом от Владимовых.
371
Би Гей, жена Пика.
372
В издательстве «Ардис» в 1981 году выйдет книга Семена Липкина «Стихи».
Кладет все это в ящик № 30 (как у нас) соседнего дома.
А там живет кто-то мрачный в отставке, ничего не отдает.
При Боре входит в наш подъезд, смотрит: кто живет в № 30? Все сцепились, но он не отдал ничего – нам.
Василий Аксенов – Белле Ахмадулиной
2 июля 1981 г.
Дорогая Белка!
В столице нации нас ждала радость – пакеты от Пика с твоими страницами и даже роскошнейший альбом (кто тебе их делает? С таким искусством здесь можно хорошо торговать по университетским кампусам). Я алчно к нему кинулся, предвкушая содержимое, но оказался пуст, предназначен для заполнения мною – хитрая какая – придется писать. Начну, пожалуй, в нем «Гавайский трактат», он располагает к этому цветами и листьями. (До отъезда из Калифорнии мы побывали на двух островах Гавайского архипелага и не пожалели, а напротив – очаровались.) Что касается писаний, то этому делу, конечно, мешают наши постоянные разъезды и переезды, а также университетская и общественная работа. Тем не менее навалял маленькую повесть «Свияжск» (первая в эмиграции) и послал в «Континент». Первая мысль, конечно, была о «Новом мире», но потом подумал – Наровчатов, хоть и дерзкий человек, не донесет, пожалуй, даже до дядьки Альберта [373] , в лучшем случае Евтушенке покажет. Теперь буду понемножку валять роман, начатый еще в Мичигане. После выхода «Острова Крыма» начал я первое в своей жизни капиталистическое предприятие. В издательстве «Эрмитаж» Игоря Ефимова (звучит громко – на деле же это просто Игорь и Лариса в подвале собственной квартиры) издают за свои деньги «Аристофаниану с лягушками», сборник пьес. Если тираж 1000 разойдется (большой вопрос), это принесет мне несколько сотен дохода, которые я по примеру некоторых классиков соцреализма [374] внесу в бельгийскую оружейную промышленность и вскоре стану миллионером.
373
Альберт Андреевич Беляев (р. 1928) – заместитель заведующего отделом культуры ЦК КПСС.
374
Что имел в виду Василий Аксенов, установить не удалось.