Ловкачи
Шрифт:
Молнией пронеслись эти соображения в его мозгу. Вскинув на Миркову смелый и даже вызывающий взгляд, Иван Александрович спросил:
— Скажите, в чем меня обвиняют, и, конечно, я отвечу вам с полной откровенностью, потому что перед вами душа моя и совесть в равной степени безупречны.
Но бедной женщине не так-то легко было приступить к делу. Он же имел еще достаточно наглости, чтобы ободрять ее.
— Говорите смело, Зинаида Николаевна, — продолжал он, — поймите, что я жажду вывести вас из каких бы то ни было сомнений.
Она вдохнула.
— Ответьте мне
— Хоть на сто!
— Правда ли, что вы женаты?
— Правда, — сказал он твердо, хотя и подумал про себя: "Так вот оно что, дошла-таки до нее эта история".
Она смотрела на него не то с ужасом, не то с укором. Дивные глаза ее отуманились глубокой грустью. Она не была в силах вымолвить ни единого слова упрека…
Он понимал ее состояние и заговорил горячо, как бы с увлечением.
— Да, к несчастью, это правда. Я действительно женат, но давно был вынужден порвать с женщиной, с которой я теперь, да и всю жизнь буду глубоко сожалеть, что когда-либо встретился. Но разве это хоть сколько-нибудь ослабляет мое чувство безграничной и прочной любви к вам? Разве препятствие к счастью уничтожает самое желание достигнуть этого счастья? Нет, Зинаида Николаевна, я жизни не понимаю более и не признаю без вас, и если я временно должен был удалиться, то именно с целью упрочить мое будущее счастье с вами. Я здесь хлопочу о разводе!
Он придвинулся к ней и попытался взять ее руку, но она не допустила его до того и, резко отодвинувшись, сказала:
— Постойте, Иван Александрович! То, в чем вы обвиняетесь и что, к сожалению, оказывается правдой, не пустяки, не шалость или движение легкомыслия. Для оправдания недостаточно пустых слов, а потребуются доказательства. Вы посягнули на мою женскую честь; но если даже я и женщина, то, поверьте, сумею за себя постоять. Вы вошли ко мне в дом под видом претендента на мою руку, иначе сказать — женихом. По какому праву надели вы на себя маску человека свободного, независимого? Отвечайте!
Он не растерялся.
Ему казалось, что он взял верный тон, так он и продолжал.
— По праву любви! — проговорил он страстным шепотом, снова приближаясь к ней. — По праву моей безграничной, всепрощающей и всеоправдывающей любви к вам, Зинаида Николаевна, с того первого дня, как я познал вас!..
— Перестаньте, пожалуйста! — в негодовании воскликнула она. — Любовь никогда не оправдывала обмана, лжи и коварства! Тот, кто это утверждает, смешивает интригу с высшим чувством, даже недоступным ему. Вы обманом приблизились ко мне с единственной целью меня же обмануть.
— Это обвинение ни на чем не основано, Зинаида Николаевна!
— Нет, оно основано на всем вашем поведении с первого дня нашего знакомства. Вы во всем решительно мне лгали. Позвольте вас спросить, с какой целью? Для чего это было нужно?
Он продолжал держать голову высоко, вполне уверенный, что сумеет себя оправдать, и в ее же тоне повторил:
— А мне позвольте вас спросить, в чем это именно я лгал?
— Во всем, Иван Александрович, от начала до конца.
— Но например?
— Вы лгали мне о своем имении в
— Но позвольте…
— Нет, Иван Александрович, позвольте мне, благо силы явились, — настойчиво перебила она его, — высказать вам все, что из-за лжи этой я перестрадала. Я пережила самое ужасное из всех унижений для женщины, привыкшей себя уважать: я поняла вдруг и бесповоротно, что доверилась и полюбила человека, нарядившегося в чужой костюм. Да. Не смотрите на меня так грозно и вспомните только, что вы во мне потеряли вашей системой лжи и притворства. Если бы в груди вашей билось честное сердце, если бы сердце это было еще способно любить, то вы бы поняли, что любимого человека нельзя обмануть. Вспомните только, чего в вас я искала и нужны ли мне были ваши имения, ваши биржевые спекуляции! Мне нужен был человек, который бы понял меня и дал бы мне самой новую жизнь. И если бы вы пришли и сказали бы мне: у меня ничего нет, кроме любящего сердца и желания нашего взаимного счастья, то я могла бы все простить и благословила бы час вашего признания. Но нет! Вы стыдились вашей бедности, не стыдясь ваших корыстных целей и расчетов. Вы предлагали обман и продолжаете его даже до сей минуты…
— Я продолжаю? — воскликнул он с таким негодованием, что, пожалуй, оно могло показаться за искренность. — Так выслушайте же и меня наконец. Да, я скрыл от вас, что я уже был обвенчан. Да, я притворился безбедным и даже вполне материально обеспеченным, чтобы только иметь доступ к вам в дом. Но я делал это потому, что был безумно в вас влюблен и потерял рассудок… Женщина, с которою меня связывают брачные цепи, погубила всю мою жизнь, отняла у меня то, что я имел, и, как мне ни стыдно в том признаться, она с другим издевалась над моим доверием к ней…
Но вдруг речь его была прервана. Портьера над дверью в соседнюю комнату была моментально отдернута чьею-то смелой рукой, и из-за нее показалась стройная женская фигура, одетая вся в черном.
С Хмуровым чуть дурно не сделалось: он едва не потерял сознание. Перед ним стояла его законная жена, Ольга Аркадьевна, готовая говорить и опровергнуть его гнусную клевету.
XXVIII
ОЧНАЯ СТАВКА
Внезапное появление из-за драпировки Ольги Аркадьевны заставило в первую минуту совершенно растеряться почтеннейшего Ивана Александровича Хмурова. Она же смерила его с головы до ног уничтожающим взглядом и потом сказала:
— Повторите еще эту ложь!
Он сразу не сумел совладать с собою и молчал.
Тогда она переступила порог и, подойдя совсем близко к Зинаиде Николаевне, как бы присоединясь к ней, заговорила:
— Вы осмеливаетесь кидать грязью в честных людей, вы еще позволяете себе клеветать на порядочную женщину, когда вам остается только одно: во всем сознаться и отойти, отказаться от намеченной вами новой жертвы.
Он порывался остановить ее, но она настойчиво и смело продолжала: