Шрифт:
ГЛАВА 1
Тот парень, что стоял справа, сейчас проверял, на месте ли его нос. Он подносил руку к лицу и пробовал на ощупь — похоже ли ощущение прикосновения пальцев к его шнобелю на привычное.
Вряд ли он мог ответить себе на этот вопрос, так как костяшки его пальцев вздулись и были покрыты запекшейся кровью.
Про второго ублюдка я вообще молчу. А что тут можно сказать?
Сам виноват, не надо было нарываться. Теперь бы не пришлось корчиться под носком моего ботинка, безуспешно
Пусть скажет спасибо, что дешево отделался, — в этот раз я не надела итальянские сапожки с железными нашлепками на подошве.
А если еще вспомнить про спецобувь, которую я использую крайне редко, — с особыми пазами для вставных ножевых лезвий и мини-шприцев с нервно-паралитическим снадобьем, предназначенным для усмирения таких вот придурков, — то этому рыжему пришлось бы куда хуже.
— Пусти, сука, ну пусти же! — хрипел он, извиваясь от боли.
— Да пожалуйста, — пожала я плечами и перевела носок своего ботинка с его уха на асфальт, — шагай себе на здоровье и впредь будь паинькой.
Но он не внял моему совету. Как я, впрочем, и предполагала.
А ведь все начиналось вполне невинно, и, видит Бог, не моя вина в том, что эти двое нарвались на такие неприятности.
Если говорить в двух словах, дело было так. Я мирно покупала фасоль на уличном лотке, никого не трогала, а эти парни проходили мимо.
Первый толкнул меня плечом, когда я вынимала мелочь, чтобы расплатиться.
Белые и желтые монетки веером разлетелись из моей ладони по окрестным лужицам, так что к ним даже подскочили голодные сизые голуби, думая, что добрая тетя вознамерилась покормить пташек хлебушком. Но птичкам не подфартило в этот раз.
Я чертыхнулась парню в спину и заворчала, что неплохо бы и извиниться, да и вообще…
Он, само собой, не среагировал, да я и не очень настаивала. Но когда его приятель, бредя следом, заехал мне локтем в бок и я просыпала всю купленную мной фасоль, мое терпение лопнуло.
Тем более что второй — им был рыжий парень лет девятнадцати — при этом усмехнулся и как ни в чем не бывало бросился догонять своего кореша.
Тут уж я не стерпела.
Во мне словно включился особенный механизм, давно не использованный, но отнюдь не вышедший из строя, который вживили в меня несколько лет назад во время учебы в подмосковном летнем лагере.
Я вовсе не бросилась с криком за ними следом. Наоборот, спокойно пошла обычным шагом, сливаясь с прохожими и стараясь держаться потока, который двигался возле стены, — мои обидчики шли по центру тротуара, и я заметила, что рыжий пару раз оглянулся.
Дождавшись, пока эта парочка пройдет на зеленый светофор, я притормозила на перекрестке. На всякий случай я сдернула с головы вязаную шапочку и, одним движением распустив волосы, осталась стоять, ожидая, пока закончится поток автомобилей.
Через два квартала я чуть ускорила шаг. Почти поравнявшись с ними на повороте,
Он не успел издать ни звука, а сворачивающие за угол прохожие ничего не заметили.
С размаху шарахнувшись спиной о стену, рыжий сначала вылупил на меня свои глупые глаза, а потом, хохотнув, проговорил:
— Ты че, мать, в больнице давно не лежала или тебе жить надоело?
Вопрос требовал не ответа, а действий. Я не стала качать права и требовать извинений — и так все ясно, зачем же время попусту терять?
Тем паче что второй придурок, заметив неожиданное отсутствие своего приятеля, уже завалился в наш тихий уголок и с угрожающим видом шел на меня, расправив свои широкие плечи.
— Витек, че этой старухе от нас надо, а? — якобы удивленно вопросил рыжий.
Я не считаю, что двадцать восемь лет — это преклонный возраст, но «старуху» я пропустила мимо ушей и взяла быка за рога. Вернее, одного из этих двух козлов за ресницы и с силой дернула веко вверх.
Пока рыжий не очухался, моя левая рука зажала его кадык между указательным и большим пальцем. У меня было большое желание не ограничиваться таким мягким воздействием, а двинуть ему по адамову яблоку кромкой кисти так, чтобы он в последние минуты жизни смог понять, что у него разорвано дыхательное горло.
Но я все же сдержалась.
Некоторые молодые люди иногда поддаются обучению, и самые крайние меры должны применяться только после того, как будут использованы все прочие воспитательные приемы. И я решила, что сильно калечить не буду.
Так что я правильно поступила, лишь врезав ему краем ботинка по кости в самом подъеме ноги. Если и образуется небольшой перелом, то предплюсна быстро заживает, это всем известно.
На все про все ушло две секунды. К чести приятеля рыжего — жгучего брюнета с претензией на кудряшки, — он довольно быстро среагировал и бросился на помощь. Ну-ну, покажи, как ты это себе представляешь.
Но он не придумал ничего лучше, как обхватить меня сзади за руки.
На редкость глупое решение. Он прямо-таки провоцировал меня на то, чтобы я резко влепила ему своим затылком по носу.
Тогда наш кудрявый баранчик на мгновение ослабил хватку и, одурев от боли, зачем-то схватил меня за руку своей цепкой и влажной ладонью.
Рука — место довольно уязвимое, так уж мы устроены. И он не мог этого не знать. А если и не знал, то теперь запомнит надолго.
Я крепко обхватила левой рукой его запястье, зажав сухожилия между ногтями, и чуть потянула руку книзу — получился неплохой рычаг, — а правой загнула средний и указательный пальцы назад до упора.
То есть до хруста, свидетельствовавшего о том, что «противник выведен из строя», как говорилось у нас в подразделении.