Ловкая бестия
Шрифт:
— Разглашение чего? — нахально спросила я, занося над бумагой авторучку.
— Того, что вы узнаете в ближайшие несколько часов, — ответил человек за столом. — Если у вас есть какие-то сомнения в себе, то лучше…
— Нет-нет, все в порядке, — быстро прервала я его и тщательно вывела свою фамилию.
Узнать мне действительно предстояло многое. И в ближайшие часы, и в ближайшие годы.
А начиналось все довольно банально, и ничто не предвещало трагического завершения, по крайней мере в отношении моей биографии.
Однажды перед первой лекцией ко мне подошел взволнованный куратор
Причину вызова он не потрудился объяснить, и у меня слегка заныло сердце: может быть, что-то нехорошее стряслось дома? Хотя нет, я ведь позавчера разговаривала по телефону с отцом.
Может быть, у администрации ко мне есть какие-то претензии? Наскоро перебрав в уме возможные упреки, я быстро отмела девять десятых из них.
Отчасти встревоженная и немного заинтригованная, я направилась в директорский кабинет, пропустив лекцию по международному положению.
Сам по себе вызов к директору был из ряда вон выходящим событием. Могу сказать лишь, что за три года обучения я видела главу нашего заведения всего один раз — произносящим напутственную речь зачисленным в вуз студенткам. И вот теперь меня требуют перед ясные очи Самого… Что бы это значило?
В кабинете, однако, никакого директора не оказалось. За массивным столом сидел незнакомый мне человек в штатском, который явно не был настроен тянуть резину и ходить вокруг да около.
— Вам предлагается без отрыва от основного курса занятий перейти в особую группу, которая формируется в экспериментальном порядке согласно распоряжению министерства, — как бы нехотя процедил мой собеседник. — Не буду скрывать, что требования к обучающимся там несколько иные, чем те, к которым вы уже успели привыкнуть за эти годы. Однако ваши характеристики — как ежеквартальные отчеты, подаваемые администрацией в наше распоряжение, так и устные беседы — позволяют нам полагать, что новые формы учебы будут вам небезынтересны.
Больше всего в этой речи меня поразило даже не безличное, но грозное «нам» — я прекрасно понимала, о чем идет речь, — а способность этого человека распоряжаться чужими судьбами.
Ведь толстяк в штатском ясно дал мне понять, что они там, у себя, все уже решили.
— Вы, конечно, вольны отказаться от нашего предложения, — так он продолжал, — но не буду скрывать, что тем самым впечатление от вас наверху будет немного смазано. Это может повлиять на вашу дальнейшую карьеру, может и не повлиять. Но факт отказа будет обязательно зафиксирован в вашем личном деле.
Итак, «мы» обозначало ни много ни мало секретное подразделение разведки.
Среди моих однокурсниц уже прошел слух о том, что формируется нечто вроде элитного отряда, в который будут набирать особо отличившихся студенток. Я тогда, помнится, пропустила эту информацию мимо ушей, так как не причисляла себя к сливкам «ворошиловки», разве что пошутила насчет джеймс-бондов в мини-юбках.
А теперь оказывается, что я очень даже «им» подхожу. С чего бы это?
И тут до меня дошло.
Неделю назад весь курс подвергали тестированию. И, что самое интересное, тесты были какие-то шизоватые. Например, следовало продолжить начатую линию, выбрать две из восьми фигур, а потом
«Наверное, это что-то для космонавтов», — пошутила моя соседка по комнате.
Именно тогда в моду входили всяческие тесты — от попсовых в еженедельниках до навороченных в пособиях по психологии, и все кому не лень тратили часы, высчитывая свои показатели с карандашом в руках. А когда кто-то спросил, можно ли будет ознакомиться с результатами тестирования, преподаватель пробурчал что-то неопределенное и, аккуратно собрав заполненные нами бланки, засунул их в папку с замком, запирающимся на ключ.
И вот теперь оказывается, что всем отличникам и дочкам самых высоких московских чинов предпочли меня. И только по результатам тестирования! Что же «прочли» во мне такого психологи из разведки, проанализировав результаты этих безумных заданий?
— Женя, — представилась я, улыбнувшись чуть сердечнее, чем положено в таких случаях.
— Дима, — мгновенно выпалил лысеющий седой генерал и тут же смутился своей непосредственности. — То есть… я хотел сказать…
— Можете звать Диму запросто: ваше превосходительство, — съязвил босс.
Гольдштейн неприятно сморщился и, решив, что моя персона лишь служит поводом для насмешек, повернулся к Симбирцеву и сразу взял деловой тон.
— Я охватил оба контингента, к которым принадлежу по службе и национальности. И военные, и евреи в целом поддерживают.
— А чего хотят? — поинтересовался Симбирцев. — Ведь не за красивые же глаза?
Дмитрий Маркович на всякий случай убедился, что цвет глаз Леонида Борисовича действительно не может служить ходовым товаром. Генерал заглянул в глаза Симбирцеву, потом сверил их с моими, задержался на мне взглядом и ответил на вопрос:
— Ремонт в синагоге и библиотеку для училища. То есть наоборот. В ракетном училище — ремонт, в бейт-ха-кнессет — книги.
— Ха-ра-шо, — медленно ответил босс, подсчитывая в уме приблизительную стоимость. — В принципе вопрос решаемый. Даже очень.
Мне показалось, что Леонид Борисович слегка удивлен столь малой платой за свою поддержку на выборах. Он явно был настроен на большее и теперь прикидывал, что стоит за таким поворотом дела.
— Ты обедать завтра приедешь? К двум ко мне, — решил не искушать судьбу Симбирцев — вдруг и правда обойдется ремонтом и закупкой книг. — Там все и обсудим в тесном кругу. Вместе все прикинем и посчитаем. Тебе, как всегда, сухого и побольше?
Гольдштейн с готовностью кивнул. Судя по красным прожилкам на его носу, он был очень даже не прочь. И опять же, судя по пристрастиям, был вынужден перейти с крепких напитков на сухие вина, не ограничивая, впрочем, себя в их количестве.
Обратный путь в машине босс отдыхал. Деловая спесь слетела с него, как шелуха с жареного арахиса, и теперь рядом со мной на сиденье развалился не озабоченный своими выборами в областную думу бизнесмен, не глава акционерного общества «Налим», а человек по имени Леня, немолодой, но еще веселый и не утративший вкуса к жизни.