Ловушка для Адама и Евы (сборник)
Шрифт:
Она разговаривала с ним сухим тоном, гораздо суше, чем в первый раз.
Он спросил:
– Вы что, обижаетесь на меня?
– Разве я уже могу, – она подчеркнула «уже», – обижаться на вас?
– Но что-то голос ваш сегодня… Может, вы болеете?
– Нет, я здорова. Просто я думаю, наш разговор никому не нужен – ни вам, ни мне. Давайте на этом закончим все.
– Ах, ах, какой холодный, строгий тон… А между тем сколько вам лет, Алена? Семнадцать? Восемнадцать?
– Какое это имеет значение? Ну, скажем, двадцать. Дальше что?
– В этом возрасте настроение
– Откуда вы знаете?
– Опыт, дорогая девушка.
– А вы, оказывается, грубиян. Я думала, вы совсем другой…
– Извечная ошибка женщин. Сначала они напридумывают о нас Бог знает что, потом разочаровываются. Вы еще в женихе не разочаровались, Алена? Кстати, как его зовут?
– Ну, это вам совсем не обязательно знать. И вообще наши с ним дела никого не касаются.
– Значит, до свидания?
– До свидания…
– Жаль… Я-то думал, вы девушка умная. Во всяком случае – мне показалось так. И я подумал: почему бы не поболтать с умной современной девушкой? Что нам мешает? Оказывается, мешает обычная наша глупость.
– Вы самокритичны. Я себя глупой не считаю.
– Но это же видно и слышно – вы глупая, маленькая, но уже – поверьте – несчастная. Почему? Потому что вы собираетесь замуж, а вовсе этого не хотите – и вот страдаете. Это во-первых. Во-вторых, вы сами не знаете, чего хотите, и от этого страдаете еще больше. В-третьих, вы и разговаривать со мной стали, потому что глубоко в душе у вас спрятана надежда: а вдруг?.. Вдруг что-то случится, что-то изменится, и вы все-все поймете в жизни, и станете по-настоящему счастливой?! Хотите, буду вашим духовным учителем?
– Откуда в вас такая самоуверенность?
– Опыт, дорогая девушка.
– Сколько же вам лет? И прошу вас – не называйте меня «дорогой девушкой».
– Угадайте… Хотя – скажу: двадцать три.
– Ой, рассмешил меня! Двадцать три – и чего-то воображает о себе…
– Имей в виду, я отец семейства. И потом – три года в нашем возрасте – это ой-ей-ей… Ты еще только начинаешь входить в круги ада, а я, можно сказать, давно барахтаюсь в них.
– Жалуешься?
– Констатирую факт. – Явственно было слышно, как он усмехается в трубку. Но почему? Потому что смеется над ней или просто у него такая привычка – подтрунивать над людьми?
– Странный ты какой-то… – сказала она. – Я сейчас представила тебя… Мне кажется, у тебя ноги нет.
– Чего-о?! – Он залился таким веселым смехом, что Алена невольно улыбнулась. – О Господи! – смеялся он. – У меня ноги нет? Ну, ты даешь!
– А чего ты тогда злой? Когда у человека дефект, он всегда людей подковыривает.
– Если честно, у меня травма души.
– Ну да?!
– Точно. Я стараюсь, чтобы девушке скучно не было, а она говорит: вы инвалид. Ты протаранила мне душу.
– Слушай, ну ты и свистун, а? Как тебя только жена терпит?
– Не терпит, а любит, боготворит.
– Вот бы она послушала, как ты с другими по телефону треплешься.
– А что? Она знает, что я ветреный. У меня, понимаешь ли, ветер в голове. Мне все можно.
– И не стыдно?
– He-к.
– Больно ты всем нужен!
– Всем не всем, а кое-кому нужен. Алику, например, – сыну. Жене. Тебе вот нужен.
– Прямо так и разбежалась!
– А что? Я очень даже удобный для тебя. Взять от меня можно много, а взамен – шиш.
– Чего от тебя взять-то?
– А поговорить с человеком – разве мало в наше время? Ну-ка, вспомни, с кем ты можешь поговорить искренне? С женихом можешь?
– Это не твое дело.
– А с родителями?
– Тоже тебя не касается.
– Подруг у тебя нет. Угадал? Остается один Алеша.
– Кто это? Ты, что ли?
– Я.
– Ой, держите меня, я падаю! – рассмеялась Алена. – Я такого хвастуна в жизни не встречала.
– И не встретишь. А хочешь, предреку нашу судьбу?
– Нашу? Не смеши.
– Мы встретимся, потом ты меня бросишь, выйдешь замуж, но всю жизнь будешь вспоминать меня…
– Как бы не так.
– Впрочем, возможны варианты. Например, не ты, а я тебя брошу.
– Еще не виделись, а бросать собирается.
– Замуж не раздумала выходить?
– Так я тебе и рассказала все!
– А чем тебе, собственно, не нравится жених?
– С чего ты взял, что не нравится?
– Нравится? Врешь! – твердо сказал Алексей. – Угадал? Только честно?
– Ничего я тебе не скажу. Ты кто такой, чтобы я тебе докладывала?
– Я? Твой друг и учитель – Алеша.
– Вот что, друг Алеша, я устала.
– Вас понял, перехожу на прием. Когда позвонить в следующий раз?
– Не надо звонить. Ни в следующий, ни в какой другой раз. Ни к чему.
– Тогда обнимаю. Какие у тебя губы – полные, мягкие, тонкие?
– Ого! – невольно усмехнулась Алена. – Ну, положим, мягкие. Дальше что?
– Целую тебя в мягкие губы! – И повесил, нахал, трубку.
Весь следующий день ее томила странная тоска. Казалось бы, все хорошо, Петр приехал за ней на работу, сидел в райздравотделе серьезный, вежливый, лишних вопросов не задавал – не мешал работать: Алена печатала на машинке. Несколько раз выходила из кабинета Нина Васильевна, заведующая отделом, улыбалась Петру: «Не боитесь, Петр Валентинович, увозить нашу Алену из Москвы? Ведь там кругом моряки, отобьют…» В ответ он тихо улыбался, посматривал на Алену: слышишь, мол, что говорит Нина Васильевна? Разве такое может случиться с нами? Алена только ниже склонялась над машинкой, как будто выискивая в тексте ошибки. Она еще ничего не знала, ни любви, ни измен, но в этот момент ей хотелось изменить Петру. Просто так. Назло. Она сама не понимала, чего ей хочется. Она терпела Петра, потому что мечтала об одном: совершенно изменить свою жизнь. Больше всего ее угнетала жизнь рядом с родителями. Надоели их нотации, наставления. Их страх за нее: с ней обязательно должно что-то случиться – ужасное, непоправимое. Последние три-четыре года это ощущение, как меч, висело над всей их семьей. Отец ненавидел ее друзей, всех этих Стасов, Эдиков, Аликов, Нориков.