Ловушка для невесты
Шрифт:
— Просто я везунчик. Пойдем-ка, друг, покурим и обсудим проблемы твоего материального благополучия.
Минуты три после ухода мужчин Ангелина и Катя молча сидели над чистыми листками.
— А что писать-то? — Катя в задумчивости грызла колпачок ручки.
— Пиши, что видела, — подсказала подруга.
— Когда я вышла на улицу, чтобы поторопить Анатолия и Илью, — забормотала себе под нос Катя, — то увидела своего мужа, Илью Голубева, лежащим на асфальте. Двое мужчин в форме сотрудников милиции затолкнули Анатолия Морозова на заднее сиденье лимузина. Потом лимузин поехал, Анатолий что-то кричал, но я не слышала. Я испугалась и вбежала обратно во Дворец бракосочетания,
— Говоришь ты лучше, чем пишешь, — похвалила Ангелина.
— Чукча не писатель, чукча — художник, — Катя напомнила о полученном ею образовании.
— Точно! Как я могла забыть о твоем редкостном таланте и феноменальной памяти.
— Обожаю, когда меня хвалят, — Катя погладила себя по голове.
— Слушай! Пока наша милиция соберет все показания, составит фотороботы и объявит розыск, у нас уже будут готовы портреты преступников. И не словесное описание примет, а полноценный портрет.
— Я постараюсь.
Катя взяла чистый лист бумаги, простой карандаш и несколькими четкими штрихами изобразила злобно прищуренные глаза «майора»… У Ангелины внутри похолодело: подруге удалось изобразить и змеиный буравящий взгляд преступника, и его плоский, будто продавленный в драке, нос, и скуластое треугольное лицо. Художница даже подметила, что мочки ушей у него были не закругленные, а срезанные.
— Похоже получилось? — Катя отодвинула портрет на расстояние, чтобы издалека оценить степень сходства.
— Как две капли воды, — подтвердила Лина. — Ты его всего пару минут видела, а он как живой получился.
— Да, колоритная личность, — любовалась портретом Катя. — Такое лицо — находка для художника…
— … и оперативника. Я как вспомню его циничную ухмылку, так у меня внутри все переворачивается. Такому колоритному лицу очень пошла бы решетка.
— А его напарник особыми приметами не отличался. — Катя взяла второй лист и задумалась: с чего начать? — Лицо круглое, — на бумаге появился неровный круг. — Глаза тоже круглые, — две пуговички обозначили органы зрения. — Подбородок круглый, — спелая груша оттянула нижнюю часть лица. — Нос — картошкой с закругленным кончиком, — несколькими штрихами Катя закончила портрет «старшего лейтенанта».
— Гениально! — Ангелина схватила оба портрета. — Нужно срочно передать их Семену Семеновичу. Пусть объявят розыск, развесят портреты этих бандитов на всех вокзалах, в аэропортах, на каждом углу, на каждом столбе, чтобы не было этим молодчикам покоя ни днем ни ночью, чтобы они отовсюду бежали, как обложенные красными флажками, волки.
— Так их! Так! — сжимая кулачки, подзуживала Катя. — Дайте-ка я их еще подретуширую, чтобы изображение более четким было. — Художница потянула листы на себя и нечаянно разорвала портреты.
— Ой! — расстроилась Ангелина. — Надеюсь, у Семена Семеновича есть скотч?
— Зачем, — Катя смяла обрывки и выкинула их в корзину для мусора. — Пока мужчины курят, я нарисую новые портреты. Для меня это пара пустяков! Вот только бумага кончилась…
— Ну, так поищи другую! — торопила ее Ангелина, косясь краем глаза на оставленную Семеном Семеновичем папку.
— Неудобно без спроса, — колебалась Катя.
— Так ведь ради общего дела, — Ангелина дернула тряпичные завязки, вынула новые листы и, не удержавшись, покопалась в чужих записях: среди бумаг и протоколов она нашла ксерокопию фотографии колоритного «майора». — Вот это да! На ловца и зверь бежит! Смотри, Катюша,
— Их разыскивает милиция, — прочитала под фотографией Катя. — Выходит, я зря старалась…
— Что ты! Совсем не зря. Ты дала толчок к раскрытию преступления. Если бы нам не понадобилась новая бумага, мы бы ни за что не узнали о том, что лжемайор уже объявлен в розыск.
— И что? — Катя не видела в этом открытии практической выгоды.
— Пока не знаю, — честно призналась подруга. — Но интуиция подсказывает мне, что эти сведения нам очень скоро пригодятся.
— Покопайся еще, пока никого нет, — заговорщицки предложила Катя. — Может, отыщется фотография его круглолицего напарника.
Ангелина кивнула, словно ждала, когда одобрят несанкционированный обыск, и погрузилась в изучение чужих документов.
На лестничной площадке в специально отведенном для курения месте Илья и Семен Семенович дымили, как два паровоза.
— Хорошо, что у вас тут никто не гоняет, — наслаждался процессом Голубев. — Мне дома Катерина курить не разрешает. И на работе коллектив собрался некурящий, тоже не одобряют. А у меня без сигареты нервы искрятся, точно оголенные провода. Два раза кодироваться ходил, не помогает, только лишний вес набрал…
— До нас тоже новые веяния по борьбе с курением долетели. Видишь, дымить можно в строго отведенных местах, а в кабинетах ни-ни, — докладывал другу Семен Семенович.
— Это даже к лучшему. А то в кабинете при дамах я и не знал, как к тебе подступиться. Запанибрата вроде неприлично, субординация нарушается. А по имени отчеству и официально — какой разговор, — Голубев волновался и закурил вторую сигарету. — А ты еще с ходу на нас напал с расспросами: что, зачем и почему. Неужели бы ты, попав в такую переделку, не кинулся спасать своего лучшего друга?
— Анатолия Морозова? — уточнил Семен Семенович.
— Его, родимого, — подтвердил Илья. — Но без шуток, Толяну я обязан всем, что у меня есть: и бизнесом, и женой. Если бы не он, бомжевал бы я сейчас где-нибудь на помойке или кормил бы рыб на дне Индийского океана.
— А почему именно Индийского? — изумился экзотическим выбором места погребения Семен Семенович.
— Расскажу по порядку, только не перебивай, — предупредил его Голубев. — Жили в одном старом питерском дворе два мальчика. Один — сильный, смелый и красивый, был главным заводилой и звали его Толяном. А над другим — толстым, неуклюжим очкариком — не издевался только ленивый, и звали этого мальчика Ильей. Неизвестно по какой причине, но Толян решил перевоспитать Илью. Он заставлял его делать зарядку, отжиматься, ходить на стадион и на каток. Постепенно Илья набрался сил, перестал болеть; мальчики превратились в юношей, а их дружба окрепла, и казалось, что ничто в мире не способно разрушить прочный мужской союз. — Вместо комментария Семен Семенович многозначительно хмыкнул. — Но, как говорят французы: «Шерше ля фам», что в вольном переводе означает: «Женщина на корабле, корабль на дне». Танька — длинноногая блондинка — поселилась в их доме, и каждый мальчишка видел ее по ночам в своих романтических снах. Она же предпочла Анатолия, а Илья молча страдал, тайно ненавидя удачливого соперника. Неизвестно, чем бы все это закончилось, но семья Толяна получила квартиру в другом районе, его роман с Танькой угас, чем и не преминул воспользоваться Илья. Он ради своей возлюбленной землю носом рыл, дрался со всеми пацанами, водил ее на танцы, даже на юрфак ради престижа поступил. Свадьба все-таки состоялась, но их семейная лодка недолго продержалась на плаву.