Ловушка для опера
Шрифт:
– Ты когда прилетишь? – едва сдерживаясь, чтобы не треснуть любовника гаечным ключом поинтересовалась его подруга.
– Через 7 – 10 дней.
– Когда увидимся? – спросила женщина, про себя решившая больше ни когда не встречаться с этим «жирным козлом».
– Я тебе телефонизирую – самодовольно ответил Семен, любящий в женщинах, кроме классических линий, собачью преданность и не навязчивость.
«Жди меня и я вернусь, только очень жди» – на романтической нотке расставался Семен.
«Лети голубок, а я о твоей голубятне позабочусь» – более приземлено
Поиск продолжается
На следующий день, по приходу на работу Сергей Иванович с удовлетворением вычеркнул из своего списка самую возрастную кандидатуру заведующей магазином.
«С кого продолжить? Проще всего отработать заявительницу, так как ее данные есть в книге регистрации заявлений. К тому же и степень вероятности у нее небольшой. Решено».
Друга и «сожителя» по его кабинету оперуполномоченного Замутилова Петра еще не было, и поэтому Бодряков, установив адрес Алевтины Козыревой, не спешил уйти. Ему нужно было дождаться своего друга, чтобы выяснить адрес Оксаны свидетельницы его жены на свадьбе, у которых он был свидетелем со стороны жениха, и как часто бывает в таких случаях «подженился» на свидетельнице. Как назло позвонил дежурный по отделению и попросил допросить вора, только что задержанного на обворованной им квартире милицейским патрулем. Ему в кабинет доставили фиксатую личность лет сорока, руки которого были обильно размалеваны тюремными татуировками а, судя по наколотым на пальцах перстням, эта личность побывала в зоне у «хозяина» уже раза четыре.
«Хороший» клиент» – мелькнуло в голове Бодрякова.
«Сука ментовская» – параллельно подумал доставленный вор.
Обменявшись, таким образом первыми впечатлениями, задержанный сел напротив Бодрякова. Их разделял письменный стол, который для противоборствующих сторон символизировал баррикаду. На одной стороне, на которой был закон в лице нагруженного личной проблемой опера, а на другой стороне полное беззаконие и беспредел. А может быть даже совсем наоборот, ведь на дворе был 1999 год, с уродливой гримасой на правовом лице российского государства.
«Ну что же ты сигаретку не просишь?» – подумал опытный опер об обычном штампе блатняков – «Где же твои: Начальник угости табачком».
«Интересно сразу начнет мутузить, или для порядка о чем-нибудь спросит» – текли мысли по другую сторону баррикады.
«Все расскажешь как миленький, у меня не такие как ты, авторитеты кололись» – начал заводить себя Бодряков, настраиваясь на рабочую атмосферу.
«А может припадок симулировать? Как положено с пеной», – попытался схватиться за соломинку умудренный воровской жизнью задержанный и, нащупав в кармане брюк маленький обмылок, не заметным движением отправил его в рот.
Бодрякову этот клиент мешал сосредоточиться на своей актуальной проблеме, и это его нервировало. Он встал. Его нервозность передалась и доставленному, занятым мусолиньем обмылка и взбиванием языком пены. Его нервы не выдержали первыми. Видя вставшего из-за «баррикады» опера, и по причине не взбивающейся
– Вы хоть спросили о чем ни, будь, гражданин начальник.
– А чего спрашивать я и так знаю, что ты скажешь:…зашел отлить в подъезд, спускался сверху, увидел открытую дверь, захотел есть, зашел, приехала милиция, – так ведь.
– Вам колдуном работать, а не ребят, тех кто с «понятиями», калечить – огорченный тем, что опер попался ушлый, урка собрался запрокинуться на пол и выпустить пену, но не успел.
Сергей Иванович увидел в уголке губ блатного начало приступа «эпилепсии», и что бы не разочаровывать «актера» в конце спектакля, решил его сорвать ударом в солнечное сплетение. Обмылок с мыльной пеной был проглочен, а падать в припадке без подобающей бутафории уважающий себя урка счел недостойным, и стал писать чистосердечное признание. Когда его уводили в расстроенных чувствах по поводу не работающего в уголовном праве принципа призумции невиновности, пришел жизнерадостный «сожитель» Бодрякова Петр Замутилов, которого про себя, за веселый и бесшабашный характер Сергей Иванович называл по другому, меняя в его фамилии букву «т» на «д». Узнав, что его друг и коллега интересуется подругой жены, Замутилов сильно изумился.
– Ну, Иваныч, не ожидал, что тебя еще кроме работы что-то интересует. А чего это ты именно о ней вспомнил. Уже как пять лет прошло. Нашему чиграшу уже четыре года будет.
– Да я же ее тогда на свадьбе поимел, вот вспомнилось и думаю проведать ее что ли.
– Когда же ты успел, там же народу было куча и две комнаты всего? А ты нажрался так, что все время в ванную ходил блевать.
– Хреновый ты опер. Кто меня в ванную таскал? – прищурился вполне довольный собой Бодряков.
– Оксана?! – удивился в очередной раз изобретательности коллеги Замутилов.
– Я весь вечер притворялся в «дупилину» пьяным, что бы не компрометировать подружку невесты.
– Все ровно не пойму, как можно было такие утробные звуки издавать для отвода глаз? – все еще не доверчиво качал головой коллега.
– Если приспичит, как мне ты еще не такое сможешь – урезонил Замутилова Сергей Иванович.
После маленькой паузы, во время которой каждый подумал о своем. Бодряков о том, что его друг сегодня какой-то неадекватный, а Замутилов о циничном поведение своего свидетеля и еще о чем-то для него неприятном и очень личном Первым заговорил Замутилов.
– Не надо, Сергей, зачем нормальной девке жизнь портить. Раньше надо было чесаться, она, между прочим, почти полгода тебя вспоминала, все просила мою жену встречу устроить, а мне дураку и невдомек, с чего это? Видимо ты ей прилично форсунку прочистил – последние фразы он как-то произнес без обычной для себя жизнерадостности.
– Чего ты о ней как о сестре родной печешься? – удивился Бодряков такой реакции Замутилова, который не когда не отличался моральной чистоплотностью.
– Она лучшая подруга моей жены, к тому же у нее на личном фронте все хорошо. Ребенок и мужик – все как полагается.