Ловушка для «Осьминога»
Шрифт:
– Как выпить хочется! – воскликнула будущая теща. – Давай, милый Андрюша, за любовь! – Бронислава Иосифовна хрустально звенькнула своим бокалом о бокал Андрея, который тот робко приподнял в руке, и жадно выпила вино.
Тут в гостиной появилась Марина с вазой отменного винограда «Хусайне белый», который обычно называют дамскими пальчиками.
– Эх! – сказала Резник-старшая. – На счастье! – Она хлопнула об пол хрустальный бокал и заплакала.
– А ты чего ждешь? – упрекнула Марина Андрея. – Только посуду не бей, хватит и маминого бокала.
– Не буду, – улыбнулся Андрей.
– Пей
VI
Капитан Анатолий Звягин всегда учил старших пограннарядов не только скрупулезно изучать особенности участков, на которых им предстоит нести службу, но и перед каждым выходом на границу мысленно проигрывать путь движения, заранее определять приемы и методы маскировки с учетом местности, времени суток и сезона года. Он внушал им: ничто так не демаскирует пограничников, не подрывает саму основу их службы, как разговоры и курение в нарядах. Последнее вообще исключалось, ибо на заставе никто не курил. А подавали в этом пример офицеры и старшина заставы прапорщик Колов. «Обезьянство это», – внушал Никита Авдеевич очередному молодому парнишке, только что прибывшему из учебного подразделения, и тот, видя, что вокруг никто не курит, быстро избавлялся от дурной привычки.
Пограничники заставы хорошо усвоили, что им необходимо так перемещаться, чтобы их фигуры не появлялись на фоне неба, чтобы их не могли увидеть на открытых участках дорог и просек, на полянах, на берегу реки или озера. Всегда в тени, всегда сливаясь с окружающей средой, растворяясь в ней, становясь для нарушителя невидимкой.
Обо всём этом писатель Скуратов знал из книг и предварительных разговоров с капитаном Звягиным, его замполитом, старшиной заставы, со старослужащими. О всех них он собирался написать документальную повесть для журнала «Пограничник». Теперь писатель, отправляясь с пограннарядом и подполковником Логиновым на охрану границы, с интересом наблюдал, как воплощаются эти принципы на деле.
Скуратов заприметил, как умело пользуется следовым фонарем старший пограннаряда Семен Паршин. Контрольно-следовую полосу не осмотришь ночью без фонаря. Но стоит его зажечь, притаившийся нарушитель, если объявился на этом участке, сразу обнаружит наряд. Как тут быть? Об этом писатель не спросил капитана Звягина, но сейчас сам увидел, как пограничники пользуются фонарем. Паршин внимательно осматривал участок контрольно-следовой полосы, затем посылал луч на несколько десятков метров вперед и гасил фонарь. На мгновенье все застывали в темноте, прислушивались, затем проходили эти метры без фонаря. Иногда сержант возвращался и снова осматривал подозрительный, по его мнению, участок.
«Он действует непредсказуемо, – подумал Скуратов. – В поведении сержанта нет системы, поэтому вычислить его нет возможности. Вот он погасил фонарь, прислушивается. Но почему именно в этом месте? Об этом знает только он. Или даже не знает, ему подсказывает интуиция, как поступить. Сложная и, на первый взгляд, запутанная поведенческая система. Но запутанная она для наблюдателя со стороны – для нарушителя».
Он хотел было спросить подполковника Логинова, правильно
Ночь была лунной, но пока шли лесом от спутницы Земли мало было толку. Затем деревья поредели, и Скуратов увидел меж стволов светлую поверхность озера.
Сержант Паршин остановился.
Он двигался первым, затем шел писатель, следом подполковник Логинов, а замыкал группу ефрейтор Пентти Винонен с черным, вовсе не видимым ночью Ремизом.
Когда готовились к выходу на границу, и Пентти знакомил Ремиза с гостями заставы – надо было, чтоб пес привык к новым людям, которые отправлялись вместе с ним на службу, – Скуратов сказал, обращаясь к собаке:
– Ну и красив же ты, Ремиз… Только не хотел бы я встретиться с тобой ночью, дорогой полубрат.
– Почему «полубрат»? – заинтересованно спросил Логинов. – Насколько я помню, Есенин говорил: «братьев наших меньших никогда не бил по голове».
– Это у философа Иоганна Гердера в трактате «О переселении душ», – пояснил Скуратов. – Там он устами Феага, героя сочинения, говорит: «Я не стыжусь моих полубратьев – животных… Твердый, хитроумный и поучительный характер животного получает искру света, которую мы называем разумом, и человек готов…»
– Это про моего Ремиза, – убежденно произнес Пентти Винонен.
Все рассмеялись.
– А что? – возразил ефрейтор. – Мне нередко кажется: вот сейчас произойдет особенное, и собака заговорит. Я даже чувствую, что ему хочется сказать мне нечто, мучительно хочется – но слов он произнести не может.
– Организм собак не приспособлен для человеческой речи, – заметил начальник заставы. – Разве что Ремизу твоему операцию сделать… Приспособить наш артикулярный аппарат.
Дойдя до озера, наряд остановился. Луна светила в их сторону, и старший не выходил на открытое место. Сержант внимательно осмотрелся и принял вправо.
Через сотню-другую шагов Паршин снова замер. Ему послышался некий звук у границы, как будто бы хрустнула ветка. Ремиз тоже почуял нечто и передал сигнал Винонену.
Подполковник Логинов тронул Скуратова за плечо.
– Оставайтесь на месте. Ни шагу в сторону, – едва слышно прошептал он, и вместе с Пентти и Ремизом беззвучно исчез в кустах.
Глеб Юрьевич остался один.
«Вот и приключение, за которым гоняешься всю жизнь, – мысленно усмехнулся писатель. – Впрочем, пока ты лишь безучастный свидетель… А у них, что скрылись сейчас, это не приключение, а служба, повседневная жизнь».
Он прислушался. Вокруг было тихо. Скуратову стало не по себе от такого необычного одиночества, хотя Глеб Юрьевич никогда не боялся леса, пусть и ночного, и к тому же хорошо ориентировался на любой местности. Вот и сейчас он мог бы выйти к заставе, определяясь по луне, хотя идти ночью по незнакомому лесу занятие не из приятных. К тому же это был приграничный лес, и тишина его могла в любую минуту взорваться автоматными очередями.
Вдруг над головой Скуратова закричал филин.
«Не спится тебе, полуночник», – досадливо подумал писатель, ему было неловко от того, что неожиданный звук заставил его вздрогнуть.