Ловушка для примерной девочки
Шрифт:
Ольга Викторовна посмотрела на самодельную этикетку. И сунула ее в лицо бабульке. На наклейке был нарисован минус. Бабка схватилась за голову.
— Ой-е-е-е! Ох, горе! Как же это!.. Доченька! Доченька, прости, не нарочно я! Перепутала пакетики, боже ж мой! Как же это вышло-то… Никогда такого не было, не путалось никогда! Старая стала! Рассеянная! Ой, прости, ой, прости, Христа ради! — Она выскочила из-за прилавка и бухнулась перед Наташей на колени, прямо в замусоренную лужу…
Наташа повернулась и побрела вдоль рядов. Если бы силы были — побежала бы.
Наташа поплелась назад. Подошла. Бабулька уже снова была за прилавком, суетливо возилась со своими пакетами. Ольга Викторовна что-то грозно ей говорила. Остальные торговки цокали языками, качали головами и переглядывались. При появлении Наташи все замерли и замолчали.
Наташа, тяжело дыша, оперлась руками о прилавок. И сказала со всей твердостью, на какую нашлись силы:
— Уходите. Не смейте больше торговать. Никогда.
Бабулька отмерла и засуетилась.
— Я и то уже собираюсь… Никогда, доченька! Христом богом клянусь! — Она истово перекрестилась. — Никогда на рынок не приду! Прости меня, прости… Вы уж пожалейте меня, старую… Не ходите в суд…
Наташа снова развернулась и, то и дело хватаясь за края прилавков и натыкаясь на людей, почти побежала. Откуда только силы взялись. Ольга Викторовна, кажется, кричала, чтобы она ее подождала. Но Наташа все шла и шла вдоль рыночного ряда. Ей никого не хотелось видеть…
Все ей должно было стать ясно: вышла ошибка — страшная, трагическая, но ошибка.
Но ведь бабулька не помнит свою покупательницу. И значит, не помнит, какой сбор эта покупательница просила.
После больницы она поселилась в комнате для гостей — врачи рекомендовали покой. И никаких супружеских отношений хотя бы месяц.
Готовила еду теперь домработница Анастасия Ивановна, временно ставшая «прислугой за все».
Через несколько дней после Наташиной выписки Артур привез сына. Кирилл робко открыл дверь гостевой и остановился на пороге.
— Наташа, ты спишь?
Наташа села. Ей стало страшно от того мгновенного чувства, которое вспыхнуло в ней при виде Кирилла. Это была чистая… ненависть. Из-за него! Из-за него убили ее девочку… И тут же ей стало невыносимо стыдно. Он-то в чем виноват? Он просто родился и живет. Это остальные вокруг плетут всякое… И вообще, это же была ошибка. Это была ошибка! Ошибка!
— Не сплю, Кирюш. Иди ко мне скорее.
Он подошел. Она обняла его напряженное тельце. Стесняется, отвык, поняла Наташа. Они посидели немножко молча, заново привыкая друг к другу. Потом Кирилл прижал лоб к ее лбу, а нос к носу и захихикал. — У тебя один глаз… Огромный! Зеленый! Как крыжовник!
— A y тебя — синий, как небо.
— А ты уже выздоровела?
— Почти. Кормить тебя пока не могу, а вот гулять будем.
— Папа сказал, что я тебя на прогулки водить буду, — гордо похвастал Кирилл.
Артур по-прежнему обращался с ней как с хрупкой драгоценной чашей. Она даже устала от такого отношения. И Кирилл, подражая
Ей стало весело и защекотало в горле от нежности к этому мальчику. Он и вправду любит ее. И она, кажется, тоже его любила.
Сразу после Нового года, через две недели после выписки из больницы, Артур увез ее на Кипр — подышать морским воздухом, поесть «фрутто де маре». Все это, говорят, хорошо восстанавливает силы после кровопотерь и стрессов.
Он держался так же предупредительно и заботливо. Закармливал, задаривал. И, затушевывая прожитый день в карманном календарике, тяжело вздыхал:
— Как еще долго ждать, пока будет можно лечь с тобой рядышком! Ты с каждым днем расцветаешь, на тебя мужики облизываются, заметила? Мне завидуют, небось, а я как… в маске голода над блюдом с деликатесами. Тебе меня жалко?
Она растерянно улыбалась и прятала глаза. Не жалко ей было Артура. И лежать с ним рядышком совсем не тянуло. Больше всего ей хотелось остаться в одиночестве хотя бы на час. Но такой возможности муж ей не давал. Он всегда был рядом, всегда, всегда… Старался предупредить все ее желания, заглядывал в глаза, пытаясь угадать ее настроение…
Он упорно не видел вопроса в ее глазах.
И однажды, когда они гуляли по набережной, она решила задать ему этот вопрос. Ей надо было высказаться. Он обидится, конечно, если она подозревает напрасно. Но невозможно так жить — подозревать и делать вид, что все в порядке.
— Артур, скажи мне честно: ты хотел этого ребенка?
Он шел, обняв ее за плечи, и Наташа явственно почувствовала, что он вздрогнул. И рука его дернулась, словно хотела сбежать с Наташиного плеча. Но в следующее мгновение он крепче прижал ее к себе.
— Наташа, милая, зачем ты себя мучаешь? Миллиарды ты только вдумайся — миллиарды женщин зачинают. И чуть ли не у половины из них бывают выкидыши. Ну, получилось так! Что же теперь… В следующий раз будем осторожнее.
— Я ведь не об этом тебя спрашиваю… — Наташа помолчала, пытаясь успокоиться, и с нажимом сказала: — Ты этого ребенка хотел?
— Хотел, не хотел — что теперь об этом говорить? Не трави душу ни себе, ни… мне.
— Артур! — Она остановилась и сняла с себя обнимающую ее руку. — Мне необходимо, чтобы ты сказал правду. Необходимо!
— Ну хорошо. В принципе я не против, чтобы дети у нас были. Этот ребенок случился рановато: Кирилл мог среагировать на него… неправильно. Но это не значит, что я предпринимал какие-то действия!
— А Ольга Викторовна?
— Наташа, ты что? Она ведь сама с тобой к этой бабке ходила! На твоих глазах все выяснилось! Как ты можешь? Все! Надоело! Прекрати эту тему мусолить! Это уже паранойей попахивает. Может, тебя к психиатру надо отвести?