Ловушка для простака
Шрифт:
Что-то в этом восклицании очень не понравилось Сенталло.
– Да, то, что я получил за два года работы на Конфедерацию.
– Конечно…
Теперь уже Людовик решительно не сомневался, что Шмиттер не договаривает до конца. Для очистки совести он задал вопрос «в лоб»:
– Господин Шмиттер… вы по-прежнему верите в мою невиновность, правда?
– Лучше не надо об этом…
Голос хозяина дома звучал так неуверенно, что Сенталло все понял.
– Значит, вы думаете, господин Шмиттер, что я украл у банка деньги? – медленно проговорил он.
– Ты становишься утомителен со своими расспросами!
– И
– Неужели ты станешь упрекать меня за то, что я пытался тебя спасти?
Все снова рушилось.
– И… и в Дженни… вы тоже не поверили?
– Это было очень умно, и, судя по тому, что я слышал, именно Дженни избавила тебя от более тяжелого наказания.
– Не понимаю…
– Ты так ловко запутал все нити, что никто уже не мог понять, выдумка твоя Дженни или нет.
– Но вы? Вы?
– А почему тебя так интересует мое мнение?
– Как – почему? Но ведь если даже вы мне не верите, то кто же тогда?
– Никто, Людовик. И тебе придется с этим смириться. И имей в виду: тебе чертовски повезло, что тебя так быстро выпустили на свободу!
Сенталло тихонько рассмеялся.
– Вы сказали «чертовски повезло», господин Шмиттер? Вот уж мне никогда бы не пришло в голову так назвать то, что со мной произошло…
Управляющий персоналом банка кашлянул, пытаясь скрыть смущение. Людовик встал.
– Если ты и в самом деле не брал банковских денег, я могу тебе ссудить…
– Нет, я не крал денег у клиентов и не хочу ваших.
– Воля твоя.
– Прощайте, господин Шмиттер… Мне бы следовало поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали за те годы, пока я работал у вас под началом, но… я больше не испытываю такого желания.
– Не стоит принуждать себя, Людовик… А если когда-нибудь почувствуешь угрызения совести, вспомни, что я мог бы в крайнем случае выступить посредником между тобой и правосудием. Вне всякого сомнения, получив обратно деньги, господа Линденманн не стали бы преследовать…
Сенталло торопливо вышел, боясь, что иначе поднимет руку на своего благодетеля.
Люцерн окутала непроницаемая ночная тьма. У Людовика было так тяжело на сердце, что он избегал ярко освещенных улиц. Инстинктивно его тянуло туда, где он всегда находил приют в прежние времена. Вот скамейка в Курплатц на набережной Националь. Здесь он читал письмо от Дженни, в существование которой никто не хочет верить… Отступничество Шмиттера похоронило все надежды Людовика. Да, разумеется, он сумеет прожить и в деревне, но уехать из города – значит покинуть Дженни, признать, что ее не было на свете и что он, Людовик, никогда не слышал ее нежных признаний… На мгновение Сенталло подумалось, уж не грезит ли он наяву. Быть может, Дженни, судебный процесс, тюрьма – лишь разноцветные видения, бредовые порождения ночи? Что, если он вдруг проснется, держа в руке письмо, только что переданное официантом? Людовик уже не знал, какому миру принадлежат последние два года – нашему, реальному или миру галлюцинаций. Начал накрапывать дождик, и это вывело Сенталло из оцепенения. Дрожа от холода, он стал думать, где найти пристанище. Где он проведет эту ночь? Гостиницы, с их недоверчивыми и любопытными служащими, внушали Людовику ужас.
Плеск воды о набережную, казалось, отбивает
– Дженни… – бессознательно пробормотал он.
Сенталло добрался до балюстрады, шедшей вдоль набережной, посмотрел направо – налево. Пусто. Он, как всегда, один… Людовик перекинул ногу через последнее препятствие, отделявшее его от вожделенного покоя. Молодой человек не обратил внимания на торопливые шаги за спиной, но, когда он уже отпускал парапет, чьи-то цепкие руки ухватили его за плечи и рванули назад, а над ухом заворчал сердитый голос:
– И что бы ты этим доказал, идиот?
В маленьком кафе, куда притащил его инспектор Франц Вертретер, Людовик тупо смотрел на бокал дымящегося грога. Казалось, он возвращается из очень далекого путешествия и еще не в состоянии в полной мере воспринимать мир, который чуть-чуть не покинул. Полицейский молча наблюдал за его реакцией. Наконец, устав ждать, он первым завязал разговор:
– Ну?
Сенталло вскинул глаза. Он наконец узнал полицейского и, сообразив, что обязан Вертретеру жизнью, вдруг проникся к нему глубокой ненавистью:
– Какого черта вы помешали мне…
Но тот грубо перебил Людовика:
– Потому что я не люблю трусов!
Сенталло пожал плечами. Как легко судить, презирать, ненавидеть, а вот понять…
– Будь вы на моем месте…
– На вашем месте я бы ни за что не стал сдаваться! Я бы дрался до последнего!
– С кем?
– С теми или тем, кто сделал из вас козла отпущения!
Людовик вздрогнул. Возможно ли, чтобы хоть кто-то… Боясь услышать ответ, он все же тихо спросил:
– Так вы не верите в мою виновность?
– Нет.
Сенталло глубоко вздохнул.
– И с каких же пор?
– После того, как снял с парапета. Человек, у которого где-то припрятано триста тысяч франков, не станет кончать с собой.
Неужто эта злополучная попытка самоубийства его спасет?
– И однако это вы арестовали меня два года назад! – с горечью заметил молодой человек.
– Я выполнял свой долг. Все улики указывали на вас. Мастерская работа. И до недавнего времени я твердо верил, что кражу совершили вы. А потому, с тех пор, как вы вернулись в Люцерн, не свожу с вас глаз. Я же и придумал ловушку, надеясь, что вы приведете меня прямо к тайнику. Первые сомнения у меня возникли после того, как вы ушли от Шмиттера. А теперь я убежден, что вы – просто жертва.