Ловушка для солнечного зайчика
Шрифт:
— Ты снял домик? А зачем?
— Затем, что мы останемся тут с ночёвкой, — остановился он и повернулся к ней, не выпуская руки.
— Мы так не договаривались.
— А я тебя и не собирался спрашивать, — отрезал он, и голос его прозвучал нарочито грубо.
Шура решила не портить пока себе настроение. О том, что делать дальше, она и подумает потом.
Кататься на лошадях было приятно, но не более того. Ехали они медленно, соблюдая инструкции. Да и о скоростной верховой езде Шура не мечтала, потому что даже так с трудом держалась в седле, все время намереваясь завалиться в бок.
А вот аппетит они нагуляли нешуточный. Обед Слава заказал в домик и столько всего, что когда Шура попробовала последнее блюдо, брюки на ней уже трещали и дышать становилось нечем.
— Ты не возражаешь, если я прилягу? — зевнула она. Сказывалась еще и бессонная ночь.
Комнат в домике было две. Шура удалилась в свою и, не раздеваясь, плюхнулась на кровать, мгновенно засыпая.
— Вставай, соня, в ночь пойдешь…
Она не могла понять, сон это или явь. Слава водит цветком по ее глазам, щекам, губам… Так приятно, только глаза не хотят открываться, как это обычно бывает во сне. Она перевернулась на спину в новой попытке проснуться, но только еще глубже стала проваливаться в сон.
— Не знал, что юные красавицы могут так крепко спать, — донесся до нее смех Славы. — Может, это тебя пробудит, как в сказке?
Губ коснулось что-то теплое и мягкое. Так приятно! И хочется еще. Что-то беззастенчиво пробралось ей в рот и принялось исследовать его глубины. Но, господи! Это еще приятнее. Она с удовольствием подхватит эту игру, ее язык уже вступил в парный танец.
— Не, ну мы так не договаривались. Спящая красавица, проснись, — трясли ее за плечи, тогда как губы мечтали о продолжении поцелуя. — Пойдем гулять, пока на улице еще светло…
Ну конечно, никакой это не сон, а бедный Слава пытается ее разбудить. Надо же как крепко она вырубилась. А ведь он прав, если не встанет сейчас, то ночью ей опять грозит бессонница. Кроме того, нужно уговорить его поехать домой. Оставаться здесь она категорически отказывалась.
— Встаю, встаю… — разлепила она глаза. — Сколько время?
— Ты проспала три часа, — продолжал он сидеть рядом с ней, не давая ей возможности встать. — И мне понравилось целовать тебя сонную.
Его лицо склонилось над ней, а губы коснулись ее, не успела Шура даже сообразить хоть что-нибудь. На этот раз она отчетливо понимала, что он целует ее, но это не казалось менее приятным, чем во сне. Невольно ответила на его поцелуй, чувствуя, как рука его пробирается к ней под футболку и накрывает грудь. Он поглаживает пальцем ее сосок, которому уже тесно в бюстгальтере. А поцелуй все длится, и нет возможности сопротивляться его губам и рукам.
Слава оторвался от ее губ и заглянул в глаза.
— Только не сопротивляйся, — попросил он. — Если я не сделаю этого прямо сейчас, то, наверное, умру.
В его голосе столько мольбы и страсти, что Шура разрешает и себе зайти немного дальше. Она не сопротивляется, когда Слава задирает ее футболку и стаскивает через голову. Не мешает ему, когда он не с первой попытки расстегивает бюстгальтер. Его губы накрывают сосок, тот что совсем недавно ласкали пальцы, и она понимает, что возбуждается все сильнее. Уже тяжело лежать безучастно, руки сами тянуться
— Теперь точно пора вставать, — выпрямился Слава, не переставая смотреть на ее обнаженную грудь.
Она видит, как сильно он возбужден, и какие усилия делает над собой, чтобы и дальше не поддаться страсти. Она тоже не хочет останавливаться, но ни за что не признается в этом ему. Быстро натягивает на себя футболку, стараясь не показывать, насколько смущена и выбита из колеи. Что происходит между ними? Почему каждый раз, когда они сближаются, возникает неловкость? Не потому ли, что когда они оставались просто друзьями, было намного проще?
Они долго гуляли по парку, любовались причудливыми статуями, изображающими мифологических героев. Кормили лебедей в огромном пруду, отрывая от краюхи хлеба небольшие кусочки и кидая им. Интересно было наблюдать с какой гордостью эти птицы принимают корм, как важно они склоняют свои длинные шеи и берут размоченный мякиш клювом, сколько грации, при этом в каждом их движении.
Они очень много разговаривали, сразу обо всем. Но это и сблизило их когда-то — легкость беседы. Они сразу нашли общий язык, как только перестали ссориться тогда, на стоянке. Уже тогда они поняли, сколько между ними общего. Наверное, поэтому и тянулись невольно друг к другу первое время. Но до поездки к маме Шура и не думала, что их отношения со Славой могут перейти на новый уровень.
Все изменилось с наступлением сумерек. Шура начала заметно нервничать. Все чаща она переспрашивала Славу, упуская нить беседы. В конце концов не вытерпела, повернулась к нему и сказала:
— Поехали домой, прямо сейчас.
— Нет, — так же твердо заявил он. — Мы останемся тут ночевать. Я намерен выяснить, что с тобой происходит.
— Но ты этого все равно не поймешь, — взмолилась она.
— А вот это мы и проверим. Пойдем, — схватил он ее за руку и потянул к домику. — Там мне легче будет за тобой следить.
— Слав, пусти… Ну хочешь, оставайся тут, а я доберусь на попутках…
— Господи, да когда уже ты поймешь, что я не хочу нигде оставаться без тебя?! — он лишь крепче сжал ее руку и ускорил шаг, так что она едва за ним поспевала.
Ужин им опять принесли в домик. Слава расплатился с официанткой и запер дверь, положив ключ в карман брюк. Все это время Шура стояла у окна, глядя не темнеющую улицу и не произнося ни слова.
— Пойдем есть, — позвал он, не переставая тайком за ней наблюдать.
Она молча сидела за столом, пытаясь делать вид, что ест. Но он-то видел, что кусок ей в горло не лезет. Чем темнее становилось на улице, тем чаще она хмурилась, на него не смотрела вообще.
— Шура, давай поговорим.
— О чем? — бросила она на него мимолетный взгляд. Показалось ему, или в нем действительно блеснула злоба?
— О тебе…
— Оставь меня в покое! — прокричала она, бросая вилку в тарелку и вскакивая из-за стола.
Она снова вернулась к окну, за которым уже не было видно ничего, кроме отражающейся в стекле комнаты.