Ловушка
Шрифт:
Прохладно… Завтра вечером не забыть зайти к сапожнику. Он шьёт
Столяр должен изготовить ширму. Пришлось долго объяснять, что да как, но, кажется, всё понял верно. Не то что сын кузнеца… Как чувствовала… Не хотела тогда идти в кузницу… В среду…
1
Ольга Берггольц
После отъезда Хартмана, девушка с досадой поняла, что никуда не успевает. Припёрся так некстати. И не выставишь будущего родственника.
Пока давала указания, что готовить на ужин, за ворота вышла уже в сумерках. Стражник засуетился, почему хозяйка не предупредила, что выйдет за первые ворота и потребуется сопровождающий. А он сей момент оставить пост никак не может.
Наташа, пожав плечами, отстранив его, зажав подмышкой церу, направилась по свежему белеющему настилу к конюшне. Какая охрана? Она же у себя дома. Ей нравится, как всё получилось аккуратно и основательно. Да, дерево. Да, недолговечно. На несколько лет хватит, а там и на камень разживёмся. Переделаем.
У Зелды задерживаться не стала. Угостив её, пообещала прийти завтра. На выходе её настиг запыхавшийся стражник, отчитавшись, что ему пришлось примкнуть ворота.
У сапожника справилась быстро, подсунув ему под нос обведённую ступню пацана на восковом поле церы. Брать Гензеля с собой не стала. Босой. Пусть крутится в кухне у тёплого камина.
Стражник за госпожой по пятам не ходил, в затылок не дышал, держась на почтительном расстоянии.
Столяр сосредоточенно потирал мочку уха, вникая в требования хозяйки.
Она на восковой дощечке старательно разрисовала ширму в 3D-проекции, дублируя взмахом рук размеры, показывая высоту, всовывая в его пальцы палочку с размером ширины ткани для створок, объяснила, для чего нужна перегородка. И когда он, вроде всё поняв и со всем согласившись, в заключение задал вопрос: «А это зачем?», она готова была его прибить… Вкрадчиво ответив, что собирается прятаться за ширмой, наслаждалась видом его лица, предупреждая очередной дурацкий вопрос строгим напоминанием, что вернётся за изделием в воскресенье вечером. А завесы в количестве девяти штук он должен будет взять у кузнеца.
В кузницу она попала, когда окончательно стемнело. Оказалось, напрасно беспокоилась. Там кипела работа. Кузнец в одиночестве грохал по железяке, и, увидев хозяйку, на её появление никак не отреагировал. Девушка, понимая, что металл стынет и работу останавливать нежелательно, отошла в сторонку, кивнув, что подождёт.
От огня в горне валил жар. От едкого запаха калёного железа хотелось не только чихать, но и не дышать. На полу куча окалины. На полках вдоль стен лежит кузнечный инструмент. Копоть… Она всюду, на всех поверхностях.
Мастер подчиняет
Наташа слышит, как рассерженно шипит заготовка, опущенная в холодную воду, видит, как по её граням волна за волной бегут яркие цвета, падая на дно бочонка, взрываясь голубым, фиолетовым, пурпурным светом…
Кузнец, сняв рукавицы и отерев пот с закопчённого лица, выслушал пфальцграфиню, едва взглянув в церу, где она изобразила завесу и уже собиралась объяснить про напольную вешалку, как верзила оглушительно гаркнул:
— Руди! — присел на пенёк у входных ворот. — Вот, хозяйка, ему всё расскажите. — Замолчал, глядя за спину посетительницы.
По лестнице спускался тот самый рыжий парень, которого видела девушка в прошлый раз. Все мастеровые жили на вторых этажах, используя нижние под мастерские.
Она помнила ехидную ухмылку наглеца. Подавила вздох, упершись в его настороженный взгляд.
Знала бы, что придётся иметь дело с подмастерьем кузнеца — хоть и его сыном — отправила бы вместо себя столяра. Пусть бы и договаривались. Но теперь ничего не изменишь. Её вздох не укрылся от взора Руди. Он вскинул бровь, дивясь, чем не угодил хозяйке.
Подвинув скамью к затухающей печи и накрыв её чистой холстиной, жестом пригласил госпожу присесть, становясь рядом.
Наташа, подобрав края платья, чтоб не мели копоть по полу, и зажав их между колен, пристроила наверх церу. Снизу вверх уставилась на рослого крепкого сына кузнеца: «Лет двадцать, или чуть больше»:
— Вам разве видно оттуда, что я буду рисовать?
Он склонился над ней, упирая ладони в колени. Длинные густые волнистые волосы свесились на лицо, закрыв часть «тетради», исподлобья глянул на хозяйку, оказавшись с ней глазами на одном уровне, ожидая пояснений.
Она машинально отвела в сторону его отливающую золотом гриву, засматриваясь на россыпь веснушек на лице, вдруг поняв, что хотела потрогать волосы, не горячи ли они на ощупь, запоздало отдёргивая руку, злясь:
— Нет, я так ничего не вижу. Садитесь рядом, — косилась на него, пока он осторожно, чтобы не перевернуть скамью, поглядывая на её руки, устраивался, отодвигаясь от девы подальше. — Мне нужно девять завес для ширмы, которую изготовит столяр, — начала Наташа, указывая стилосом на рисунок, — вот таких. Это их настоящий размер. Делайте свои замеры. Можете подойти к столяру перепроверить толщину бруса.
Парень недоверчиво вздёрнул бровь, а девушка выпрямилась, гордо вскидывая подбородок: «А как ты думал? Да, я имею понятие о брусе и ещё много о чём, что тебе не приснится даже в самом кошмарном сне. Да, я знаю не только о вышивке и нитках и как варить борщ».
— Девять? — Он, словно насмехаясь, смотрел в её глаза. — Ширмы? — Незнакомое слово ни о чём не говорило. Разве что очень походило на имя одного давнего заказчика — Шермана из Штрассбурха. Уже и не помнит, что он там заказывал. Переспрашивать не стал. Больно хозяйка казалась дёрганой. Как та кошка, которой он утром хвост придавил. И глаза у неё полыхают, как остывающий металл в воде. Злая.