Лоза Шерена
Шрифт:
Да и послушает оборотень только оборотня.
– Я считаю, что вы...
– начал за спиной Рэми Эллис.
– Ты!
– быстро поправил его архан, скидывая плащ на серебрившийся снег.
– ... ты поступаешь неправильно.
– Возможно, - усмехнулся Рэми, стягивая под тронутым ужасом взглядом Эллиса тунику.
– Но пока еще не поздно. Ты можешь вернуться. Перенести тебя в замок?
– Нет, - голос мага предательски дрожал, но сдаваться Эллис не спешил: когда Рэми сел на плащ и начал стягивать сапоги, рожанин, прикусив губу, бросился к нему, упал
– Мой архан, - сказал он через некоторое время, - я верю, вы... ты знаешь, что делаешь.
– Очень на то надеюсь, - усмехнулся Рэми, снимая штаны и обнаженный вставая на плаще.
Странно это. Мороз, а кожа холода не чует. Она впитывает лунный свет, дышит им, черпает из него тепло... и поднимается внутри волна желания, сладостная, яркая...
– Мой архан, - шепчет где-то рядом Эллис, а Рэми падает на колени, чувствуя, как стягивает судорогой мышцы, как собственное тело в руках лунной богини вдруг становится мягким, податливым, похожим на кусок глины, как серебристые пальцы мнут Рэми, меняя, ломая кости... создавая нечто новое, и в то же время знакомое до боли.
– Рэми!
Рэми медленно поднял голову. Он хотел попросить Эллиса не кричать, но вместо слов почему-то вырвалось из горла раскатистое рычание. Эллис, широко раскрыв глаза, медленно попятился назад, неловко поскользнулся, и, смешно взмахнув руками, упал на спину.
Рэми одним прыжком оказался над распластанным на снегу человеком и ткнул ему носом в плечо, успокаивая. Эллис медленно открыл глаза, но бояться не перестал, застыв в ужасе. Страх рожанина, который Рэми ощущал всей шкурой, показался вдруг на диво неприятным.
Рэми поднял голову, вглядываясь в зовущее, ожившее звуками и скрипами болото. Он жадно вдыхал новые запахи: горьковатый - мокрой от снега коры, грибной - от гниющих над болотом осколков деревьев, талого снега - от плаща человека, запах мокрых от пота волос Эллиса, смешивающийся с новым запахом - собственным. Запах влажной шерсти. Незнакомый и в то же время... странно родной.
Человек постепенно перестал бояться. Страх его сменился новым чувством... удивлением, может, даже восхищением. Рэми оторвал взгляд от болота и перевел его на Эллиса. Маг улыбался. Сначала только губами, потому начал губам вторить темный, вновь понимающий взгляд, и ладонь Эллиса осторожно коснулась морды Рэми, скользнула вверх, погладила за ушами, упрямо вплетая пальцы в пушистую шесть на холке. Приятно. И в то же время... Что он себе позволяет?
Рэми утробно зарычал, но Эллиса это почему-то не испугало.
– Это ты, мой архан?
– восхищенно прошептал маг.
– Ты... вижу, что ты.
"Не зарывайся, Эллис, я тебе не собачка. Не надо меня гладить. Ты что творишь?"
"Прости, Рэми, - Эллис легко перешел на внутренний диалог.
– Но никогда до сих пор я не видел снежного барса. А они, оказывается, красивы. Даже красивее, чем те статуи в спальне ва... твоего брата."
"Барс, тотем рода отца. Надо было раньше догадаться, - Рэми мягко, стараясь не помять неожиданно хрупкого человека,
– Сиди здесь, дружок, сторожи вещи. И будь внимателен - этот лес опасен. Ты не поверишь, но я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Будь добр, доживи целым до следующего утра."
"Это приказ?"
"Пусть будет приказ."
"Слушаюсь, мой архан".
Рэми порядком устал от этих "да, архан", "слушаюсь, архан", и сам не мог понять, почему терпит прилипчивого мага-рожанина. Почему тащит за собой туда, куда даже брата тащить не захотел? Как Арман тащит везде этого ненавистно, прилипчивого Нара. А ведь тащит же... будто свою тень.
Рэми вздрогнул. В последний раз посмотрев на застывшего Эллиса, он прыгнул на нанесенный ветром сугроб и понесся укутанному синими тенями лесу.
И захотелось вдруг, страшно захотелось, окунуть нос в только выпавший снег, поймать спящую норе мышь, вгрызться зубами в тонкую шею, наслаждаясь вкусом горячей, свежей крови... Но пришлось послушаться недремавшего внутри разума человека, остановиться на дороге, задрать морду к звездному небу и завыть. Тоскливо, протяжно, вложив в вой зов человека и страсть животного. Ответь, услышь! Про-о-о-ш-у-у-у-у-у-!
Вой утих. Некоторое время Рэми стоял неподвижно, вслушиваясь в лесные звуки. Забилась в нору встревоженная лиса. Рэми чувствовал ее голод, который все же приглушал животный, неприкрытый ничем ужас. Застыла в ветвях ели шустрая белка, с мягким шорохом уронила сосна снежную шапку.
И все же слишком тихо... тоскливо.
Рэми вновь завыл. На этот раз сначала тихонько, оплакивая умершего так рано Жерла, а потом все громче, громче, изливая боль на посеребренный лунным светом снег. А весь лес, недавно полный звуков, вдруг застыл в страхе, внимая вою оборотня.
Весь, да не совсем. Не успел вой Рэми раствориться в тишине, как где-то вдалеке раздался иной, столь же тоскливый, но в то же время - угрожающий. Оборотень почувствовал соперника и не хотел так легко отдавать собственный лес. Почуяв приближающуюся драку, Рэми прижал уши к голове и грозно оскалился.
Вой повторился, на этот раз гораздо ближе. Рэми почувствовал, как встает дыбом шерсть на его холке, как пробивает его нервная дрожь. А что если Ленар потерял человеский облик? Что, если он стал "звериным" оборотнем, подобному тому, что убил Рэми на границе? Тогда придется драться.
Тихо зашуршал снег под лапами Ленара, и Рэми резко отпрыгнул в сторону, чтобы встретить врага оскаленными зубами и острыми когтями, приготовиться к драке.
Но зверь нападать не спешил. Кружил вокруг, поджимая хвост, да смотрел недобро, будто пронзая взглядом. Оценивал.
А Рэми вдруг мгновенно успокоился, вместе с запахом псины уловив другой: человека. Домашнего очага, женщины. Молока и младенца.
Значит, все ж перед ним больше человек, чем зверь. Значит, понимает, значит, Рэми пришел не зря. И с этим оборотнем можно говорить: хоть и недобрым огнем горят в полумраке глаза волка, да все так же тревожно на душе, ведь перед Рэми не человек, оборотень.