Лоза Шерена

Алмазная Анна

Самал увидел. Спрыгнул с козел, подбежал к девочке, присел рядом на корточки и тихо спросил:

– Архана?

Девочка не ответила. Она все так же сидела на поляне и беззвучно плакала. Ее ясные, голубые глаза были широко распахнуты и отражали наивный, беспомощный ужас. Не бывает у детей такого ужаса, подумалось Рэми. И у взрослых не бывает. Не должно быть.

Самал чуть скривился. Осторожно поднял ребенка на руки, прижал к груди. Девчушка доверчиво обняла

его за шею, спрятав лицо в складках плаща. И все так же плечи ее содрогались от бесшумных рыданий, а кулачок вдруг сжался, схватив прядь волос Самала.

Наверное, больно, подумалось Рэми, но Самал и виду не подал, что ему неприятно, лишь прижал ребенка к себе сильнее и понес девочку к повозке.

– Только этого нам не хватало!
– прошипел их спутник, толстобрюхий Вран, что заведовал кладовыми поместья.

– Может, именно этого и не хватало, - парировал Самал, отлепляя от себя ребенка и усаживая ее на сложенные в повозке одеяла.

– Присмотри за ней, - приказал он Рэми, впрыгивая на козлы.

Мальчик подвинулся чуть ближе к архане. Совсем немного, но достаточно, чтобы она вздрогнула, прижала колени к груди, обняв их тонкими, украшенными золотыми браслетами руками.

Тронулась повозка, и лошади легко побежали по проселочной дороге.

Девочка больше не плакала. Просто застыла. Она была даже хорошенькой: золотистые, пушистые волосы, рассыпавшиеся по плечам, курносый носик и россыпь веснушек на бледных щеках.

– Меня зовут Рэми. А тебя?
– мягко спросил мальчик, подумав, что архане наверное, столько же лет, сколько и Лие.

Девочка молчала. Все так же, не замечая Рэми, смотрела она в заляпанную грязью холщовую стенку повозки.

– Не хочешь, не говори, - надулся мальчик.
– Могу тебя называть синеглазое солнышко. Согласна?

Малышка вновь не ответила. Повозка подпрыгнула на ухабе, и девочка чуть было не покатилась на звериные шкуры, которые Самал надеялся продать на ярмарке, но Рэми схватил ее за плечо, удержал на месте. И от мимолетного прикосновения она опять вздрогнула. Но опять промолчала.

– Неразговорчивая ты. Может, просто глупая?

Глаза арханы обрели подобие смысла.

– Моя мама говорит...
– продолжил успокаивать Рэми.

– У меня нет мамы, - прошептала вдруг девочка.

Рэми вздрогнул. Маленькая архана вдруг преобразилась. Глаза ее вновь наполнились недетской, серьезной болью, по щекам покатились крупные слезы.

– Наверное, есть отец?
– смутился Рэми.

Чувствовал он, что сказать что-то надо, но вот что?

– У меня нет отца, - прошептала та, вдруг бросившись Рэми на шею.

Она плакала тихо, как мышка, содрогаясь от рыданий. Рэми несмело гладил золотистые волосы, прижимал ее к себе, укачивал, пытаясь забрать хоть немного ее боли. Только бы она не плакала так горько, не цеплялась ему в шею, как в последнее спасение.

Повернулся к ним Самал. Посмотрел мягко, сочувствующе. Умолкли мужчины, забыв вдруг о разговорах и шутках. Над повозкой повисла тягостная тишина, омрачаемая тихими всхлипами.

Заморосил дождик, а маленькая архана плакала долго, очень долго, пока не уснула в объятиях потрясенного Рэми.

Вечером Самал осторожно перенес заснувшую девочку из повозки в большой сарай, где они остановились на ночь. Дождь давно закончился, над лесом всходила ущербная луна, загадочно подмигивали звезды.

Рэми не мог заснуть. Он устроился на сене рядом с маленькой арханой и смотрел, как она спит... Пухлые губки порозовели, приоткрылись во сне, девочка то и дело вздрагивала, постанывала. А когда мужчины, наконец, закончили приготовления к ночлегу, и в сарае стихло, маленькая архана вдруг открыла глаза, испуганно встрепенулась.

– Я здесь, - прошептал Рэми.

Девочка сразу же успокоилась, вынырнула из-под одеяла, прижалась к Рэми. Теплая ото сна, пропахшая молоком, она заставила мальчика нервно сглотнуть. Пробудилось в душе жгучее желание защитить, не дать в обиду... кого? Чужую? Высокорожденную? Да он и прикоснуться к такой не имеет права...

Очнувшись, он прижал ее к себе крепче, укутал плащом, и архана завозилась, устраиваясь поудобнее и некоторое время они просто сидели рядом глядя, на догорающий костер.

Хрустели сеном за перегородкой лошади, в огромном сарае было тепло и слегка душно, трещал огонь, и маленькая архана тихо мурлыкала, прижимаясь к своему спасителю, заглядывая ему в лицо неожиданно любящими глазами. И когда успела так... полюбить?

– Есть хочешь?

Девочка кивнула. Рэми, выбравшись из-под теплого плаща, протянул ей кусок хлеба.

– Как тебя зовут?

Девочка откусила кусок, но вновь не ответила.

– Не хочешь, не говори, синеглазое солнышко.

Архана широко улыбнулась, вонзив крепкие зубки в краюху хлеба.

– У тебя есть родные?
– та отрицательно покачала головой.
– Ну кто-то же должен быть? Опекун?

– Мама...
– улыбка сошла с лица девчушки, а хлеб выпал из пухлых, детских ручонок. Испугавшись, что она вновь заплачет, Рэми бросился было к ней, то архана остановила его тихим, совсем недетским вопросом: