Ложь и правда русской истории
Шрифт:
Как вы понимаете, речь не о столовых — кто ж против столовых в разгар страды? И не об артелях крестьян — кто ж против кооперации? В годы нэпа у нас возникли тысячи крестьянских артелей. Но одно дело, когда мужики сами объединяются, и совсем другое — когда их загоняют э казармы-колхозы. А вы заметили у Энгельгардта выражение, характерное для советских директоров-председателей — «У меня»? И не мужики, не люди, не хозяева, а — «22 человека рабочих».
Для Энгельгардта мужики — человеческий материал, из которых он лепит свой фаланстер, свое хозяйство, свою деревню или колхоз.
Для советских директоров-председателей совхозов и колхозов мужики — ленивая рабсила, которая только и глядит, как бы где выпить и где б что стащить.
А вот если посмотреть на них, на мужиков, как на людей, равноправных
И потому по отношению к крестьянству троцкисты-революционеры ничем не отличаются от державников-славянофилов-общинников. И те, и другие уверены, что лучше крестьян знают, как им, крестьянам, жить, и решают за крестьян. Троцкий и замышлял село как армию, большую казарму, что и воплотилось в советских колхозах и совхозах. А общинники видели крестьян в бородах, сарафанах и с церковными песнопениями, но тоже непременно в казарме, то есть в общине. Суть одна, лишь форма одежды разная.
Кому Столыпин не дает покоя
И так — до сих пор. Вот передо мной книга известного политолога Сергея Кара-Мурзы, вышедшая в издательстве «Алгоритм» в 2002 году. Называется — ни много ни мало — « Столыпин — отец русской революции». В ней Кара-Мурза прямо пишет: «Реформа Столыпина провалилась, она прямо привела к революции». Если бы Кара-Мурза настаивал только на том, что провал столыпинских реформ породил хаос, беспорядок, в стране появились тысячи крестьян, которые стали люмпенами, уйдя из общины и разорившись на хуторах, и потому пошли в революцию — это одно дело. Хотя смешно говорить о тысячах, когда власть сама призвала на войну, дала оружие и озлобила миллионы солдат-крестьян — вот кто сделал революцию, и отрицать сей факт невозможно… Но Кара-Мурза идет еще дальше: « В своих делах Столыпин вошел в непримиримый конфликт с русской жизнью… Причина — в несоответствии идей Столыпина интересам, основной массы крестьянства…»
В общем, как пишет щедро цитируемый Кара-Мурзой тот же Александр Николаевич Энгельгардт, « будущность у нас имеет только общинное мужицкое хозяйство».
А вот еще пример: на выборах в Думу в 2003 году одна из политических партий, считающая себя партией «государственного толка», начала свою программу с …критики Столыпина.
Скоро век будет, как убили Столыпина, а все он кому-то покоя не дает! Потому что покусился на святое — на право господ-чиновников распоряжаться мужиком.
Посмотрите и обобщите: сколько людей самых разных взглядов сходятся в одном — в стремлении загнать мужика в казарму!
В результате за полтора века рыданий об исконной общинности русского человека и за семьдесят лет экспериментов революционеров-троцкистов-коммунистов мы добились полного отторжения крестьянина от земли. И уже нельзя сказать, что большинство мужиков хочет получить землю. Мужик, он ведь со временем с радостью привыкает к общежитию, к казарме — подальше от дома, от семьи, от ответственности, в общем бардаке голова не болит, и всегда можно что-нибудь украсть, выпить и ничего не делать. Баб бы спросить, как Они жить хотят, тех самых баб, которых так не любил Энгельгардт, но баб у нас никто никогда не спрашивает…
А отторжение от земли произошло уже на уровне подсознания. Никому и в голову не приходит нынче, что земля могла быть и может быть «моей». Вот уже совсем забрали землю у народа — и никто и слова не сказал. Но в сегодняшнем молчании народа, в отличие от того, что было в1861 и 1917 годах, есть что-то для меня загадочное, непостижимое, нереальное. Как будто живешь в стеклянной стране…
Статья 1990 года
В 1990 году в «Литературной газете» вышла моя статья «Черная дыра». В ней говорилось, что 97 процентов земли принадлежат государству в лице колхозов и совхозов и только 3 процента — народу, владельцам дачных и приусадебных участков. Но эти 3 процента дают 60 процентов
Руководители колхозов и совхозов встретили эти повсеместные разговоры сдержанно. Но и директора с председателями, которых тогда было принято считать чуть ли не первыми врагами вольного землепашества тоже надеялись, и тоже на… свободу. Избавьте нас от диктата обкомов-райкомов, говорили они, и мы покажем, на что способен общественный сектор!
Статья 1994 года
За прошедшие четыре года невиданных реформ ни те ни другие надежды не сбылись… Провозгласив всяческую поддержку фермерам, новое, уже не «коммунистическое», а «демократическое» правительство равнодушно смотрело, как чиновничество уничтожает фермерское движение… Об этом писано-переписано. А вот что происходит с КСП — крестьянскими сельскими предприятиями, которые по привычке, да и по сути, остаются теми же колхозами, — общество толком не знает.
Директор Виталий Юдаков из Казахстана и директор Николай Форафонов с Белгородчины в один голос говорят, что сельское хозяйство задушил топливно-энергетический комплекс. Кто будет производить молоко, если оно убыточно, потому что солярка, газ и электричество каждые три месяца дорожают? Никто. А то мясо, которое везет Форафонов на продажу в Москву, у него почему-то не берут, а берут импортное…
Директор Василий Греков, что в Чечерах Липецкой области, кричит: «Зачем нужна свобода, если она нищая? Мы в несколько раз лучше стали работать, чем при райкомах. Тогда и ста центнеров свеклы с гектара не собирали, а сейчас — четыреста! Но у нас с каждого заработанного рубля государство в виде налогов забирает девяносто шесть копеек! Да нигде в мире такого нет и быть не может. Это бандитизм, самый настоящий бандитизм!»
Ненависть номенклатуры к фермерам понятна. Но почему же чиновники не поддерживают, а буквально душат близкий им по духу общественный сектор?
Там, где появляется крупный денежный интерес, там коммунистические идеи, симпатии и прочее испаряются бесследно.
Нынешние государственные чиновники получили невиданное и неслыханное прежде право заключать контракты с заграничными фирмами на поставку в Россию всего, от зажигалок до ветчины и сыра. И получают комиссионные от суммы контрактов. В долларах. Они не заинтересованы в национальном производстве товаров. Ни мяса из Калмыкии, ни дубленок из Рязани им не надо. Навар не тот.
Увы, не мы первые… В богатейшей стране Нигерии нечто подобное творится уже четверть века. Народ перебивается с банана на воду, сумрачно глядя на витрины с заграничными колбасами и смокингами, зато на лучших курортах мира как грибы растут коттеджи нигерийских чиновников…
Вдруг откуда-то (?) в нашей прессе стали появляться залихватские заметки о том, что мы наконец-то обеспечили себя зерном и даже продаем его за границу! «Как в России прежних времен, когда мы кормили Европу!» На самом же деле ситуация страшнее, чем в недавние коммунистические времена, когда мы в Америке зерно покупали. Чтобы страна нормально жила, она должна иметь по тонне зерна на человека. Из них две трети и больше уходят на корм скота. А нам вот зерна действительно хватает! И даже продаем! Потому что мы обеспечиваем себя только продовольственным зерном, хлебом. А скотину кормить нам уже не надо. Порезали мы всю скотину в первые годы свободы. И теперь свободны— от своих коров и бычков, от своего мяса и своего молока. Зато магазины полны! Мы сумасшедшими темпами и в невиданных масштабах развиваем западное сельское хозяйство, мы — их рынок сбыта…