Ложь, латте и легинсы
Шрифт:
– Привет! – прозвучало с дивана.
– А? – отозвалась Мириам, хотя отлично знала, что во вторник утром включить телевизор больше некому. Эмили пробыла у них три дня. Все это время она не вылезала с сайтов о знаменитостях, смотрела все передачи, следила за сплетнями о Риззо и Оливии Белль и, кажется, уезжать не собиралась. – Спасибо, что помогла убрать.
– А? – Эмили обернулась и осмотрела кухню. На ней была выцветшая футболка с надписью «Сначала кофе», а еще она натянула пижамные штаны Мириам, которые болтались на ней, как на вешалке. На диване лежал открытый
Мириам закатила глаза и сунула фильтр в кофемашину.
– Кофе будешь?
– А ты действительно на тренировку ходила? Или у вас тут принято с утра до вечера в трениках от «Лулулемон» разгуливать?
– И то, и другое. Я ходила на сайклинг к девяти.
– Ничего себе! Ну, ты даешь. Сроду бы не подумала, что Мириам Каган когда-нибудь сядет на велик.
– Пытаюсь выбираться хотя бы пару раз в неделю. Хотя до других мамочек мне далеко. Тренер спросил, кто на второй час останется, так половина из них руки подняли. А трое и на третий подписались.
– Минус три часа в день и сто двадцать баксов – нехило даже для Гринвича. В Санта-Монике в таком хотя бы вслух не признаются.
Мириам подлила в кофе молока и схватила круассан из пластикового ведерка с выпечкой из ближайшего супермаркета «Трейдер Джос».
– Я смотрю, ты на диете, – съехидничала Эмили.
Подруга продемонстрировала ей средний палец и откусила кусочек от круассана.
– Мгновение во рту, всю жизнь на бедрах! – не унималась Эмили.
– Круассаном больше, круассаном меньше – этим бедрам все равно! – Мириам ущипнула себя за бок, сунула в рот круассан и устроилась в кресле напротив подруги с чашкой в руке, стараясь не обращать внимания на ощущение, что живот свисает через резинку легинсов – супер-утягивающих легинсов с высокой талией. – Ты что делаешь?
– Спасаю свою карьеру. Меня, как «Снэпчат», задвинули на задворки. Слушай, когда мы успели так состариться?
– Да ладно, не такие уж мы и древние. Нам всего-то по тридцать шесть.
– Разуй глаза! У тебя трое детей и дом, над которым работал дизайнер! Ничего не хочу сказать, но он явно недолюбливает яркие цвета. Прямо пятьдесят оттенков серого, только без садомазо.
– А мне нравится. – Мириам пожала плечами. – Скажи честно, что происходит? Неужели вся твоя карьера пойдет насмарку только из-за того, что Риззо стал работать с Оливией Белль? Или мне пока нельзя затрагивать эту тему?
– Дело не только в Риззо. Мне кажется, я теряю хватку.
– Какое там теряешь! Смотри сама, сначала ты была ведущим стилистом в Голливуде, потом переквалифицировалась в кризисного менеджера для знаменитостей. Если тебе это не нравится, займись чем-то еще. – Мириам заглотила последний кусочек круассана. – А Майлз что говорит?
Эмили пожала плечами:
– То же, что и ты. Твердит, что я молодец. Что слишком остро на все реагирую. Но его даже рядом не будет, он на три месяца в Гонконг улетит.
– Лети с ним.
– Не хочу я в Гонконг!
– Зря, прекрасный город.
– Наверное,
– Нормальные шмотки, как по мне. Переезжай сюда, и сможешь разгуливать в пижаме хоть целый день. Просто забей! Бери пример с меня.
– Вижу-вижу! Вот уж никогда бы не подумала, что профессионал, которая редактировала юридический журнал Гарварда, станет с удовольствием водить детей в школу, а потом скакать на фитнесе.
– Что ж, жестоко, зато честно. Знала бы ты, что говорит моя мать по этому поводу. Ей за меня стыдно.
– Твоя мать получила Пулитцера в двадцать восемь. А до тебя ей дела не было, пока ты в колледж не пошла.
– На прошлой неделе Мэтью сказал: «Когда вырасту, буду изобретателем, как папа». А Мэйси тут же выдает: «А я буду, как мама, ходить в спортзал!»
– Упс! – Эмили рассмеялась.
– Ну да, ну да, знаю, надо было сказать, что мама вообще-то Гарвард закончила и в тридцать четыре руководила самой престижной адвокатской фирмой в Нью-Йорке. Что всего полгода назад она работала по восемьдесят часов в неделю и консультировала международные корпорации, и вся семья жила на ее зарплату.
– Так почему не сказала?
– Мэйси всего пять. К тому же мне не хочется быть такой, как моя мама. Так что я проворчала что-то типа «сама решишь, когда подрастешь». Может стать домохозяйкой, или музыкантом, или архитектором, или кем захочет, лишь бы счастлива была.
– А ты сама в это веришь? – приподняла бровь Эмили.
– Да! Сейчас верю. Начиная с ее возраста я всегда была загружена по полной. Да я глазом не успела моргнуть, а мои дети выросли, из младенцев превратились в разумных человечков – каждый со своими мыслями и чувствами, а я все пропустила, потому что работала без продыху. А после того как Пол продал свой стартап, все перевернулось с ног на голову. Мы как будто в лотерею выиграли! Теперь есть шанс замедлиться, хотя бы на середине жизни, подумать обо всем. Просто подарок небес!
– Надеюсь, ты это все не вывалила на ребенка?
– Не вывалила. Спросила, сделать ли ей кроликов из сыра, а Мэйси закатила истерику, потому что ест кроликов только из печенья. А если серьезно, Эм, мне правда повезло. Теперь у меня есть выбор. И у тебя тоже есть. Разве многие могут этим похвастаться?
– Ты всего-то полгода за городом прожила! Еще столько же – и тебя от тоски потянет броситься под «ленд ровер», на которых все тут ездят!
– Может быть. Но пока все очень даже хорошо. К тому же я подрабатываю, чтобы навык не терять.
– Каким образом?
Мириам заметила, что Эмили все чаще поглядывает на экран, где ведущие утреннего шоу «Тудэй», Кэти Ли и Хода, только что откупорили бутылку розового вина.
– Заполняю нянечкам налоговые декларации, составляю брачные контракты и завещания. Так, по мелочи.
– Просто блеск!
– Не будь такой сучкой!
– Ты мне то же самое сказала, когда мы только познакомились. Самым первым летом, помнишь? Тебе показалось, что я глумилась над той тупицей, как ее там звали – Розали?