Ложь напрокат
Шрифт:
Скорее всего, она предприняла не одну попытку избавиться от Ольги. Измученная переживаниями по поводу гибели Михаила, женщина все же почувствовала опасность и, скорее всего, поняла, что эта опасность исходит от Галины. Но не было доказательств. Она не знала, кому Михаил поручил разобраться с ее делом и передал копию кассеты, поэтому боялась обращаться к друзьям Михаила. Его смерть не была несчастным случаем, хотя виновного не нашли. Теперь кто-то преследовал и ее. Примерно
Результат экспертизы злополучной конфеты, которую отобрал у меня Листратов в день сведения счетов, подтвердил наличие в ней стрихнина – средства для борьбы с крысами. Это глубоко меня оскорбило. Ладно бы уж цианистый калий – от него погибло столько достойных людей. Целую неделю я не могла смотреть на сладости. Потом пришла мудрая мысль – а чего на них смотреть. Их надо уничтожать, получая при этом удовольствие. К сожалению, Галина не призналась в том, что конфетный сувенир был презентован именно ею и предназначался именно для меня. Ее отпечатков пальцев на нем обнаружено не было. Зато я облапала упаковку со всех сторон.
А Татьяна действительно разучилась смеяться. Так же, как когда-то ее бабушка. Иногда на лице Танюшки мелькает грустная улыбка, но от нее становится не по себе. Надеемся, что со временем жизнь возьмет свое. Месяц назад у Корольковых родилась дочь. Назвали ее Оленькой. Протесты родных и близких, считавших, что нельзя давать детям имена умерших родственников, поскольку они несут негативный отпечаток судьбы, действия не возымели. Татьяна твердо возразила: «Все люди – братья. В таком случае род человеческий давно бы уже угас».
Оксанка свихнулась: сама занялась вопросом обмена двух однокомнатных квартир Корольковых, довела маклера почти до самоубийства, но все-таки выменяла им трехкомнатную квартиру в доме, находящемся рядом с ее собственным. Подозреваю, что ей тайком пришлось раскошелиться. Наверное, Олюшка, как называет малышку Оксанина свекровь, никогда не узнает, что обе они совсем не родные ей люди.
Может быть, это и не очень хорошо,
Сергею опять увеличили зарплату. Наташка время от времени напоминает его шефу, что фирма «Электра-плюс» будет процветать ровно до того момента, пока ее не покинет С. А. Корольков. Судьба у нее такая… Денег за свои прогнозы подруга не берет. Из принципа.
Галку приговорили к длительному сроку лишения свободы. Ее дальнейшая судьба нам абсолютно неинтересна. Усиленно стараемся вообще забыть об этой кобре. Не позволяет Дмитрий Николаевич – мой муж. При каждом удобном случае обвиняет меня и Наташку в редкой способности изворачиваться. Вполне серьезно уверяет, что ложь нам очень дешево обходится, поскольку берем мы ее напрокат.
Прошло уже довольно много времени, когда Димка вытащил откуда-то большой пластиковый пакет. С вопросом: «Эт-то что такое?» – он вытряхнул оттуда две написанные маслом картины в красивых резных рамках.
– Ты это украла, – постановил муж. – Такие работы стоят дорого. Писалось с натуры, и работал профессионал.
– Это не профессионал, – просипела я осевшим голосом. – Это Шурка, дочь графа Монте-Витьки из Таложни.
– Опять сочиняешь?
Его замечание обидело меня.
– Не имею привычки врать без нужды и меры. Перед отъездом девчушка сунула нам в машину пакет, сказав, что это ее работы, а граф, в смысле отец, делал рамки. А я за всеми этими хлопотами про пакет забыла!
– Сколько лет этой девчушке?
– Лет пятнадцать, не больше. Она еще учится в школе.
– У меня пациент есть, преподает в Строгановке. Надо будет ему показать. Судя по всему, твоей Шурке придется переезжать в Москву. А рамки тоже хороши. Неужели граф алкоголик?
Я, не колеблясь, подтвердила. А про себя подумала – воистину мастерство не пропьешь…
Мы молча, как зачарованные, смотрели на полотно.
Солнце освещало дом Танюшиной бабушки, отражалось в окнах. Воздух был осязаем. Готова поклясться, что я ощутила запах лета. Крыша дома еще покрыта старой дранкой. И стоял он, умудренный долгим жизненным опытом, чуть-чуть покосившись, изумленно радуясь новому летнему денечку. Кокетливые березки дразнили его своими тонкими ветками. И неудержимо манил к себе зеленый луг за домом, ограниченный тонкой полоской леса.
Эту картину я оставила себе.