Ложь Виктора Суворова
Шрифт:
... Не закрывая колпаков кабин, лётчики поочерёдно подняли вверх руки - знак "К взлёту готов". Сигнализировали руками по старинке, как на прежних самолётах, хотя на штурмовиках были установлены рации. Пробовали их настраивать ещё в Богодухове, но в наушниках стоял такой треск, будто сало на сковородке жарилось. Из-за этого шума работу мотора не прослушаешь, поэтому тогда на радиосвязь махнули рукой.
Взлетели, построились клином, легли на расчётный курс, засекли время. То, что по самолёту могут ударить зенитки, как-то никому и в голову не приходило. Холобаев, например, в броневую защиту штурмовика крепко поверил ещё перед вылетом на фронт. К нему на аэродром тогда прибежал сынишка: узнав, что отец улетает на войну, и заплакал.
– Тебя там не убьют, папка?..
– Меня-то? - прищурил
... Ещё не закончив маневр, выскочили на Слуцкое шоссе, а там - колонна... Впрочем, то, что увидели лётчики, нельзя было назвать колонной. Это сплошный поток техники: танки, тупоносые, крытые брезентом грузовики, тягачи с пушками и бронеавтомобили - в несколько рядов движутся в сторону Бобруйска. По обочинам дороги прыгают на кочках мотоциклы с колясками. И не видно ни начала, ни конца этой лавины.
Вывод из разворота закончили как раз над самой колонной. Лётчики по нескольку раз нажали на кнопки, штурмовики облегчённо вздрогнули. Бомбы сбросили на глазок, не целясь: по такому скопищу техники с малой высоты промазать просто невозможно - там яблоку негде упасть! Разрывов своих бомб со взрывателями замедленного действия лётчики наблюдать не могли, но в колонне началась паника. И тут же с земли к самолёту потянулись светящиеся пунктиры. Их становилось всё больше, и вскоре уже целые снопы стремительных искр пронизывали небо вокруг. Вздрогнул от короткого, но сильного щелчка, которого не услышал сквозь гул двигателя, а скорее ощутил всем телом. Тут же заметил на лобовом бронестекле белое пятнышко и расходившуюся от него лучистую изморозь. "Чем-то влепило!
– и только теперь будто очнулся: - Надо же бить, бить!..". Пальцы зашарили по ручке управления, но не сразу нашли кнопку пуска "эрэсов". На что-то нажал. Из-под крыла рванулся огненный хвост. Нажал ещё и ещё раз - опять срываются хвостатые кометы и мгновенно исчезают впереди. Где же взрываются "эрэсы"? Со злостью опять ткнул пальцем кнопку пуска, да так, что даже ручка управления подалась вперёд, и самолёт клюнул носом. На этот раз "эрэс" взорвался совсем недалеко, в самой гуще колонны. Да как взорвался! Лётчик глазам своим не поверил: обломки большого грузовика, клочья брезента и ещё чего-то поднялись в воэдух. Вот это влепил! Но войск впереди тьма, самолёт обстреливают со всех сторон. Надо и ему бить, а чем? Вспомнил: "Пушками!" Нажал на гашетку - пушки молчат. "А на ту ли гашетку жму?
– усомнился Холобаев.
– На ту. Может, задержка?".
Пока возился с перезарядкой, впереди уже показалась окраина Бобруйска. Холобаев круто развернулся. Вырвался из тёмной пелены на северную окраину города, а там тоже невиданное скопище войск. Взмыл вверх, потом с уклоном пошёл к земле, нажал на гашетку - затрещали скорострельные пулемёты. Эх, до чего же они хорошо стригут фрицев разноцветными трассами! Вспыхнула автомашина. Ещё одна загорелась... И вдруг что-то блеснуло рядом, послышался звенящий удар, и штурмовик так тряхнуло, что тяжёлая бронекрышка над горловиной бензинового бака встала перед глазами вертикально. Только выровнял самолёт - ещё удар. Самолёт провалился, лётчик отделился от сиденья, привязные ремни врезались в плечи, а крышка бензобака вновь встала вертикально: зенитки били метко. "Ну, видать, и тебе тоже "крышка", Костя Холобаев!" Бросил самолёт в одну сторону, в другую, продолжал стрелять длинными очередями, не щадя пулемётных стволов: " К чему их теперь беречь? Всё равно в этом пекле добьют. Умирать - так с музыкой!"
Пулемёты уже смолкли - полторы тысячи патронов израсходованы, а Холобаев всё ещё продолжал швырять штурмовик то вверх, то вниз, направляя его на вражеские машины. Глядь - он уже над Березиной, горящий Бобруйск остался позади...
По лобовому стеклу ползла масляная плёнка, искрились капельки воды. Глянул на приборы: стрелка давления масла - у нуля, а температура воды и масла - на пределе, у красной черты. Чувствовался едкий запах гари: " Сейчас заклинит мотор, и я плюхнусь на лес".
Он сообразил, что всё ещё летит на максимальных
...Холобаев зарулил на стоянку к опушке леса, выключил мотор и сразу как-то обмяк.
Лётчик сдернул с головы шлём, освободился от парашютных лямок. Привстал на сиденье, упёрся руками в переплёты фонаря, легко перенёс сразу обе ноги за борт кабины и... с грохотом провалился! Подбежал Комаха, помог лётчику выбраться из огромной дыры с рваными краями дюраля, зиявшей в центроплане. Холобаев отошёл от самолёта, посмотрел на него со стороны и вначале не поверил своим глазам. Штурмовик был буквально изрешечен пробоинами разных размеров. Новенького красавца невозможно было узнать. Бронекорпус, на котором после выстрела в Богодухове оставалось еле заметное пятнышко, превратился в рванину, фюзеляж до самого хвоста был залит маслом. " Вот так расковыряли!
– изумился лётчик. Как же я долетел на таком "решете?"
– А Спицын и Филлипов прилетели?
– Прилетели, уже докладывают.
Подошёл командир полка, молча пожал Холобаеву руку... В сторону Бобруйска медленно пролетела в чётком строю девятка тихоходных гигантов ТБ-3. Истребители не прикрывали бомбардировщиков. Возвращались через Березину уже шесть машин, а позади носился "мессершмитт". Он заходил в хвост то одному, то другому. Через несколько минут над лесом поднялось шесть чёрных столбов дыма...
Таким был первый фронтовой день".
Снова послушаем Красовского: "После трёх недель боёв в составе авиационных частей Западного фронта вместо ранее имевшихся тысячи девятисот девяти машин осталось всего триста шестьдесят девять.
Однако ни в коем случае нельзя считать, что в первые же дни войны вся наша приграничная авиация была выведена из строя. Советские лётчики отважно дрались с воздушным противником и сбили немало вражеских самолётов. Вот что писал о первых днях войны подполковник гитлеровских ВВС Греффрат: "...Потери немецкой авиации не были такими незначительными, как думали некоторые. За первые четырнадцать дней боёв было потеряно самолётов даже больше, чем в любой из последующих аналогичных промежутков времени. За период с 22 июня по 5 июля 1941 года немецкие ВВС потеряли восемьсот семь самолётов всех типов, а за период с 6 по 14 июля - четыреста семьдесят семь. Эти потери говорят о том, что, несмотря на достигнутую немцами внезапность, русские сумели найти время и силы для оказания решительного противодействия".
"С самого начала войны большая часть авиации входила в состав общевойсковых армий. При такой организации управления возможности решительного сосредоточения авиационных сил в масштабе фронта были очень ограниченны. Положение не улучшилось, после того как в январе 1942 года авиадивизии были упразднены, а полки непосредственно подчинены командующим ВВС наземных армий".
Виктор Суворов не упоминает, что Гитлер начал войну, имея в составе ВВС несколько воздушных армий и более совершенную организационную структуру. В Красной Армии ВВС подчинялись непосредственно командующим сухопутными армиями и действовали только в их интересах. Так было до мая 1942 года, когда командующим авиацией фронтов стал генерал-лейтенант авиации А. А. Новиков. На совещании в Москве он сказал:
" - Авиационная промышленность непрерывно наращивает темпы производства. Среднемесячный выпуск самолётов возрос до двух тысяч и уже превысил довоенный уровень. В самое ближайшее время в боевые части начнут поступать новые типы истребителей Як-7б и Ла-5, не уступающие по своим тактико-техническим данным "Мессершмиттам - 109" последней модификации. Расширяется производство бомбардировщиков Пе-2 и штурмовиков Ил-2. Таким образом, благодаря увеличению выпуска новой техники самолётный парк к середине лета должен возрасти по сравнению с январём вдвое. Однако, если мы по-прежнему будем наносить удары "растопыренными пальцами", успеха нам не добиться. Вот почему принято решение о создании воздушных армий, состоящих из однородных дивизий. Это позволит применять авиацию массированно, централизовать управление, оперативнее решать боевые задачи. Будем бить врага крепким кулаком, товарищи!".