Ложь во имя любви
Шрифт:
Мариса упрекнула себя за разыгравшееся воображение. Они приехали сюда в неудачное время; завтра, при ярком свете дня, она посмеется над своими детскими страхами.
Филип первым спрыгнул с подножки кареты и помог ей выйти, не дав кучеру времени подставить к громоздкой старомодной карете лесенку. По обеим сторонам от массивной деревянной двери висели фонари с витыми чугунными украшениями, разгонявшие туман. Они не преодолели и половины ступенек, когда дверь распахнулась, и ступеньки залило светом.
Их встречал пожилой благообразный дворецкий, за спиной которого маячил
Он приветствовал гостей низким поклоном. Филип представил Марису и назвал себя. Мариса заметила, как напряженно звучит голос Филипа по сравнению с его обычной живой манерой.
Молодой человек назвал свою фамилию, прозвучавшую для уха Марисы знакомо: она как будто уже слышала ее в Лондоне. Шевалье Дюран – отчаянный бретер, время от времени зарабатывавший на жизнь уроками фехтования! Что он здесь делает? Почему Филип ни словом не обмолвился о его присутствии?
Шевалье приветствовал ее по-французски и извинился за герцога, который по совету врачей рано отправляется в спальню и посему не смог встретить их лично. Все, однако, готово, в том числе легкий ужин. Сам Дюран счастлив познакомиться с той, о ком наслышан от друзей…
«Интересно, что именно он обо мне слышал?» – подумала Мариса. Впрочем, она слишком устала с дороги и не была расположена размышлять. Она благодарила Филипа за поддержку, хоть он и превратился в настоящего молчальника. Завтра наступит новый день, и, даст Бог, на все ее вопросы будут даны ответы.
Остаток вечера прошел спокойно. Марису проводили в отведенную ей изысканную комнату. Роскошная кровать под пологом на деревянном постаменте, не менее внушительный камин и затянутые шелками стены. Она пожаловалась на усталость, и в комнате появился поднос с угощениями. Попробовав несколько блюд, она пришла к выводу, что это – творение повара-француза. С помощью проворной Симмонс она разделась и юркнула в постель, чтобы проспать без сновидений до утра, когда ее разбудили предложением пышной утренней трапезы.
Когда она расположилась перед зеркалом, чтобы дать заплести волосы и соорудить прическу при помощи обруча, она уже успела поразмыслить о нелепости происходящего. Каким ветром ее занесло сюда, в берлогу престарелого герцога, который собирается разглядывать ее словно неимущую искательницу места гувернантки! Она не нуждается в его одобрении!
Подбодрив себя таким образом, Мариса спустилась вниз, чувствуя себя уверенно в платье с высоким воротом, подчеркивающим ее стройную фигуру.
Ее провели в просторную комнату в восточном крыле дома. Она надеялась встретить там Филипа и оторопела, очутившись в пустом на первый взгляд, чрезмерно натопленном помещении. Дворецкий затворил у нее за спиной двойные двери, после чего до нее долетел сухой голос, напоминавший шуршание осенних листьев:
– Вас не покоробило мое желание сначала увидеться с вами с глазу на глаз? Подойдите. Я прикован к креслу, и вам нет нужды опасаться, что я подпрыгну и причиню вам вред. Будьте так любезны, встаньте поближе к окну, чтобы я мог как следует вас разглядеть. Или ваше любопытство не равно
– Видимо, да, – нашла она в себе силы пробормотать, повинуясь требованию герцога Ройса и впервые лицезрея его, утонувшего в бархатном кресле у окна. Ей в голову внезапно пришло сравнение с изделием из железа, завернутым в бархат.
Этот человек когда-то был очень красив – она уловила сходство с Филипом, однако теперь кожа на его лице обвисла складками, отчего он выглядел развалиной, жертвой бурно проведенной молодости. Впрочем, взгляд его светло-голубых глаз сохранил проницательность. У него был орлиный нос и тонкие губы. Чутье подсказало Марисе, что этот человек жесток. Уголки его тонких губ приподнялись в улыбке, однако холодные, оценивающие глаза остались серьезны.
Ему как будто доставляло удовольствие разглядывать ее, отдавая должное каждому дюйму ее тела. Она напряглась. Впрочем, в его взгляде не было похоти: этот холодный человек всего лишь взвешивал ее на весах своего представления о роде человеческом. Она догадывалась, что ему хочется сбить ее с толку. Ей полагалось беспокойно ерзать от его взгляда, и именно поэтому она стояла, не шевелясь и не отводя глаз.
Молчание нарушил сам герцог:
– Вот вы, значит, какая! По правде говоря, это не совсем то, чего я ожидал. Неужели ваш вид не обман и вы действительно так неприлично молоды? – Он усмехнулся и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Ответьте, дитя мое, он сам вас выбрал или наоборот? Что стало причиной столь неожиданного союза двух разных людей? Надеюсь, вы меня не разочаруете, разыгрывая скромницу. Полагаю, ваша откровенность пойдет на пользу нам обоим.
Мариса молча смотрела на него. Она не знала, что отвечать этому неприятному старику. Вот он какой, отец Доминика – нет, лучше считать его дядей Филипа… От Доминика у нее не осталось ничего, кроме способности ненавидеть, а также фамилии, которую ненавидел он сам. Она не видела причин уступать герцогу.
– Мы с вами в неравном положении, ваша светлость, – сказала она преувеличенно безразличным голосом. – Откуда мне знать, чего вы ожидали? Я не смогу быть до конца откровенной с незнакомым мне человеком. – Глубоко вздохнув, она добавила: – Решайте сами, как относиться к тому, что предстает перед вашим взором.
– Вот как? Уже дерзите? – Его длинные пальцы вцепились в бархатные подлокотники. – Тем лучше! Значит, вы явились не за благословением? Может, за деньгами? Или в надежде, что я обласкаю вас как свою сноху? Уж не придумали ли вы вдвоем хитрый план? Я говорю о вашем муже, мадам!
Мариса крепилась из последних сил. Чего ради она сдерживается? Зачем сносит оскорбления? Она покраснела от негодования.
– Я нахожусь здесь по вашему приглашению, ваша светлость! Я не просила о встрече. Мне от вас ровно ничего не нужно, не считая, – она поджала губы, – дозволения отправиться восвояси!
Она повернулась и решительно зашагала к двери, но его окрик остановил ее на полпути.
– Вдруг я вас проверяю – откуда вам знать? Вернитесь, мадам. Если вам от меня ничего не нужно, то я готов сознаться, что у меня есть к вам дело. Надеюсь, вы не откажете умирающему.