Ложь
Шрифт:
Сюда и посадили Февралевых и Лизу.
Иногда посылали то Лизу, то Татушу в другие комнаты за прикладом, отделкой, вышивкой или вставкой:
– Лиза, пойдите в третью комнату, спросите мисс Эдит, готова ли вышивка для миссис Эдельштейн?
Лиза шла через комнаты. В них по две, по три сидели девушки мастерицы. Все они были молоденькие, хорошенькие. Они любопытными, ревнивыми глазами провожали Лизу. В этих комнатах, как будто, и не работали. В них пахло духами, а не трудом. Во второй комнате радио под сурдинку играло танец, и две мастерицы танцевали, а третья их поправляла. Материя скроенного платья валялась в углу на полу.
Это присутствие мужчин в модной дамской мастерской показалось странным Лизе. Лиза спросила брюнетку, где мисс Эдит…
Брюнетка оглядела с ног до головы Лизу и спокойно сказала:
– Мисс Эдит, это – я.
– Миссис Брухман просила узнать у вас, готова ли вышивка для платья госпожи Эдельштейн?
Мисс Эдит не сразу ответила. Она пересмеивалась с сидевшим на столе толстяком.
– Новенькая? – спросил толстяк.
– Да, – с презрительным смешком ответила мисс Эдит. – Еще трех привезла на днях Сара… Мамаша – штука со смаком, а девчонки – дурочки… Смотри, толстый осел, не вздумай влюбиться… – и, обернувшись к Лизе, коротко кинула: – Не готова и не скоро будет готова. Видите, я занята…
Лиза, как ошпаренная, выскочила из комнаты.
В мастерской госпожа Эдельштейн тяжелым гиппопотамом вертелась перед зеркалом. Брухман и Татуша ползали подле нее на коленях, подшпиливая подол.
– Я же вас просила, миссис Сара, покороче… У меня же, сами знаете, ножка красивая, – говорила Эдельштейн, выставляя толстую, нескладную ногу, обутую в розовато-желтый чулок и в прекрасные американские башмаки…
– Ну, что? – поднимая голову на Лизу, спросила Сара.
– Не готова. Мисс Эдит сказала, что она занята.
Сара встала с колен и внимательно посмотрела на покрасневшую Лизу.
– Ах, да… Что, у нее ее дядя Самуил был?.. Ну, миссис Эдельштейн, не извольте беспокоиться, все будет готово к следующей примерке…
Вечером, когда Февралевы и Лиза уходили домой, Брухман говорила Лизе со сладкой улыбкой:
– Так это же нужно знать, Лиза, что такое Нью-Йорк. Так это же город сумасшедших. Тут, уверяю вас, каждый третий человек немножечко с сумасшедшинкой в глазах. Тут разве можно держать строгий порядок в мастерской; тут с этим считаться приходится…
– Но отчего же сумасшедших не посадят в больницы? – спросила Наталья Петровна.
– Ах, милая мадам, ну, разве можно построить столько больниц… Так это же надо треть Нью-Йорка посадить в сумасшедшие дома… Ну и приходят иногда к нам. Так разве их выгонишь?.. Это же надо полицию звать…
Мельхиор, стоявший, в штанах и жилетке, с сантиметром, перекинутым через шею, вмешался в разговор:
– Ну, что тут удивительного, что люди в нашем городе сходят сума… Тут такие есть профессии… Иной, еще мальчишкой, как сел на лифт, так только и делает, что целыми сутками летает с восьмидесятого этажа в первый и обратно. Света солнечного никогда не видит. Камень и камень, да железная коробка кабины. Ну, или сопьется, или с ума спятит…
Сара подтвердила слова мужа:
– Ужасно, как много пьяных у нас
– Свобода, – тяжело вздыхая и напяливая на плечи рыжий пиджак, сказал Мельхиор. – В Харлеме?.. Гм-м… В Харлеме?.. Там, представьте, мадам, негры по ночам бегают с острыми бритвами. Ночью окружат белого: чик! – ему нос и уши отрежут. Поди, ищи, кто это сделал? Все негры одинаковые…
– В ресторанах, у дамских уборных, караулят, – сказала Сара. – Какая дамочка одна, без кавалера, подойдут, схватят и унесут. Если, когда, мадмуазель, придется вам пойти, непременно чтобы кавалер вас сопровождал и у двери дождался, а то чистая беда с этими неграми. Такой уж город Нью-Йорк… Больших возможностей город… Ну, да сами увидите…
Мельхиор закрыл шкафы и стал гасить электричество. Февралевы и Лиза вышли из мастерской.
В коридоре бил в глаза яркий свет.
У лифтовой сетки растворилась крашеная под бронзу железная решетка. Из кабинки вышел лифтовый служащий с зеленовато-бледным лицом и шалыми, тусклыми глазами. Он выпустил даму.
Лиза испуганно прошла мимо.
«Сумасшедший», – подумала она…
VI
Лиза очень понравилась Саре. Ее щепетильная честность при расчетах умиляла хозяйку:
– Этой девочке, – говорила Сара Мельхиору, – можно миллион долларов доверить, ни один пенс не пристанет к ее ручкам. А ручки – чистое золото. И красивы, и талантливы. Мы эту девочку, не спеша, продадим хорошо. Пускай только немножко попривыкнет…
Лизу посылали по магазинам за отделкой, за материей, или срисовать то, что увидит Лиза в других домах, на выставках.
Была ранняя весна, но в тесных улицах она не ощущалась. Только потому, что воздух стал мягче и что на улицах появились девочки с фиалками, а цветочные магазины были полны цветущими азалиями, ландышами, гиацинтами и тюльпанами, Лиза поняла, что и в этот город торговли заглянула весна.
Лиза опасливо пробиралась через толпу. Крепко засели в ее памяти рассказы Сары и Мельхиора о сумасшедших и пьяных в Нью-Йорке, о своеобразных нравах этого города.
Каждый третий человек, кого Лиза встречает на пути, – сумасшедший… Она пугливо присматривалась к прохожим. Вот этот, что идет один и смеется… Не сумасшедший ли он?.. Почему он смеется?.. А тот – развернул во всю ширину огромный лист газеты, стал по середине улицы и читает, мешая прохожим… Промчалась карета скорой помощи, – не сумасшедшего ли провезли в ней?.. Две женщины бегут, размахивая руками… Куда они? Что случилось?..
Толпа становится гуще. Она уже запрудила улицу. Движение автомобилей остановлено. Их сворачивают в боковые улицы, в объезд. У дома, куда шла Лиза, показались каски полицейских. Впереди глухо гомонит толпа. Лиза вошла в толпу.
Цепь полицейских не пускает идти дальше, и как раз туда, куда нужно Лизе. Стоят на возвышениях кинематографические аппараты. Улица впереди пуста, и дальше тоже цепь полицейских и толпа народа.
В окнах домов торчат головы любопытных… На 17-м этаже большого дома, на наружном подоконнике, свесив ноги вниз, сидит молодой человек и кричит что-то полицейским, стоящим под ним. И все смотрят на этого человека с любопытством и точно ждут чего-то. Лиза увидела впереди красивую молодую американку; та показалась ей надежной, и Лиза опросила ее, почему не пускают идти дальше?